Отрочество 2

К счастью, британец оказался настолько ошеломлённым своим паденьем, што Мишка успел развернуться на спину, и руша остатки циновок, перехватил винтовку.

Выстрел!

Британца откинуло назад, но к окопчику уже спешили его товарищи. Привстав на одно колено, Пономарёнок успел сделать два метких выстрела, как сверху напрыгнули.

Едва успев убрать голову, всё ж таки зацепленную краем подошвы, он оказался придавлен вражеским солдатом, норовящим вцепиться в горло. Подбив руку, Мишка скрутился вправо, выламывая её из сустава и оказываясь уже сверху.

Нож из ножен, и н-на! Пробив шейные позвонки, он не без натуги выдернул клинок, и лицо окрасилось вражеской кровью.

А на него набегал уже следующий! Занесённый приклад… и британец повалился назад, упав от бурской пули.

Подхватив свою, и зачем-то — винтовки убитых врагов, он рванул к своим. Петляя отчаянно, падая то и дело, он в несколько минут добежал до позиций буров.

Прыгнув в траншею, он приземлился в объятия буров, понявших наконец — кто же этот удалец, пристреливший вражеского офицера!

— А?! — орал один из буров восторженно, разевая щербатый рот и хохоча заливисто, — Каково?! Славно, славно!

— Сам поохотился, и на нас дичь вывел! — орал другой, хлопая подростка по плечам.

— … эл… полковник Баден-Пауэлл убит! — прибежал мальчишка лет семи, врезавшись в колени отцу, — Пленных допросили!

— А-а! — от восторженного рёва Мишка едва не оглох, его заобнимали, затискали, захлопали по плечам…

Едва он вывернулся, как набежали буры из «его» коммандо, и всё по новой!

Чуть погодя, когда эйфория стихла, удалось подсчитать потери. Гибель полковника, возглавлявшего оборону Мафекинга, и одного из старших офицеров — капитана Уильямса, разгневала лейтенанта Маклагена, и он поднял солдат в бессмысленную атаку. Почти сто пятьдесят убитых перед бурскими позициями, и подсчёт продолжается! У самих же буров потерь нет, потому как — ну какие потери, если набегающих британцев расстреливали из траншей?!

— Хорошая война, — притулившись вечером у костерка, пыхнул дымом Николас, мечтательно щуря глаза, — каждый день бы так воевать! А, парень?

Былой его скепсис пропал, и серые его, будто выгоревши на солнце глаза, смотрят на юного волонтёра с надеждой.

Буры из фельдкорнетства сдержанно подержали его, и Мишка засмущался от внимания.

— Я… — он замялся и замолчал, ломая прутик, кидая кусочки в огонь. Один из буров, молодой ван Дейк, подался было нетерпеливо вперёд, но старшие молча осадили его, — Хм…

На лице Пономарёнка начала проявляться задумчивая усмешечка, не сулящая британцам ничего хорошего.

— Хорошая война, значица? — по-русски сказал он, почесав переносье, — А почему бы и не да?!

— Есть пара идей, — перешёл он на ломаный голландский, — обдумаю, проверю, и обсудим вместе.

Буры разошлись по палаткам и фургонам, и у костра остался только фельдкорнет с самыми авторитетными своими бойцами.

— Голова! — веско сказал обронил командир, и присутствующие молча закивали. А што тут ещё обсуждать?! Голова… светлая. Как удачно вышло, а?! Хорошая война…

— Староверы? — густобородый Жак Галенкаф, обременённый девятью дочерьми при всего-то четырёх сыновьях, нахмурил брови и запустил в давно нестриженную голову пятерню, стимулируя мыслительный процесс.

— Достойные христиане, — понял командир невысказанный вопрос, — даже табак с алкоголем запрещены.

— Ну это… — Галенкаф взглянул на погасшую трубку и задумался глубоко, не став её раскуривать заново. Не кальвинист… но девять дочерей! Хм…

Глава 21

На выезде из города я старательно отворотил голову набок и задержал дыханье, а потом задышал через рот, сдерживая тошноту. Грифы под виселицей разодрались, разорались противно, и я невольно глянул в ту сторону…

Склонившись с облучка повозки и не отпуская вожжи, вывалил завтрак на пыльную дорогу, и настроение сразу — ни к чорту! Насмотришься на такое, нанюхаешься… Скрип виселицы, да грифы, подпрыгивающие неловко и старающиеся урвать кусок уже завонявшей человечины.

А самое… я их знал. Знакомые через Маркса жиды, занимающиеся разъездной торговлей, ничево удивительного ни для Российской Империи, ни для… да собственно, нигде не удивительно. Жид-торговец, што может быть банальней?

Обыденная, совершенно привышная картина, только вот… шпионаж. Собственно, тоже ничего удивительного — торговцы во все времена и во всех странах сотрудничают разведкой, полицией и прочими… органами.

А в военное время — вот так вот, и не честный расстрел, а позорная виселица, да притом с часовым, с грифами — дабы усилить наказанье. Всего авторитета Шмуэля Маркса не хватило ни для смягчения приговора, ни хотя бы для нормальных похорон после казни. Висит.

Оглядываюсь непроизвольно, и вижу безобразную драку крылатых падальщиков, устроивших свару вокруг нижней части тела, оторвавшевося и упавшего в натёкшую под него, загнившую уже лужу. Рвут…

— Дай! — требовательно протягиваю руку, и Товия, баюкающий поранетую руку в глубине фургона, протягивает мне сигару. Набранный в рот дым прогоняет тошноту. Раз, второй…

— Забери.