Читаем Отрочество полностью

Потом они миловались под душем, поочерёдно моя и лаская друг друга. Но с молчаливого обоюдного согласия продолжения они пока не хотели. Платон чувствовал себя пока насытившимся, а у Вари внизу с непривычки уже прилично саднило. Теперь они занялись ужином. Варя готовила и разогревала, а Платон по обыкновению собирал на стол.

– «Ух, ты! Как ты красиво сервируешь стол?!».

– «Да! С детства этим занимаюсь! Да и мне всегда и везде это поручают! Тут только вина не хватает!».

– «Так несовершеннолетним нельзя!» – чмокнула Варя чуть покрасневшего Платона в щёчку.

– «Эх! Что я наделала?! Совратила несовершеннолетнего!? Меня ведь за это и посадить могут! Я-то уже совершеннолетняя!» – весело засмеялась Варя.

– «Но мы ведь никому об этом не расскажем!?» – в растерянности хлопая ресницами, спросил Платон.

– Конечно, не расскажем! Будет у нас с тобой наша тайна! – успокоила его Варя, чмокнув в щёку – Так у тебя ещё и ресницы длинные, красавчик ты мой?!» – разглядела она сбоку ресницы любимого, осторожно коснувшись их губами.

– «Единственное, что плохо, что нас не распишут, пока мне не будет восемнадцать!?» – вспомнил Платон мамину информацию.

– «А ты уже на мне жениться собрался?».

– «Конечно! Я же люблю тебя! Хочу, чтобы ты стала моей женой, чтобы у нас дети были!».

– «Я тоже тебя очень, очень люблю, Платош! И хочу быть твоей женой! И детей тебе нарожать хочу, и вообще, всю жизнь с тобой прожить!».

– «Но нам ждать придётся три года!?».

– «Ничего, подождём! Пока учиться будем! Через три года я уже окончу третий курс. А ты, надеюсь, тоже поступишь!?».

– «Будем надеяться, что так и будет!».

Довольные сделанным выводом, они приступили к ужину с чаепитием, во время которого Варя угостила Платона своим вареньем, которое он, как знаток, оценил объективно.

Убрав со стола и помыв посуду, влюбленные вышли на балкон полюбоваться вечерней Москвой и маячившим невдалеке Кремлём. Но вскоре решили прогуляться до него по набережной Москвы-реки.

По дороге Платон рассказывал Варе, как в молодости, в двадцатые годы, его отец купался здесь уже в мае, а пляж за мостом был нудистским. Рассказал он и как они гуляли по Кремлю и Красной площади, посещали Мавзолей и Исторический музей, и как его принимали в пионеры в музее В. И. Ленина.

Но ночная летняя Москва встретила их лёгкой прохладой, от Большого Каменного моста заставив повернуть домой.

А после проведённой сладкой любовной ночи и завтрака Платон распрощался с Варей, пожелав ей успешного завершения выпускных экзаменов, и договорившись позвонить ей в конце июня.

Затем он поехал на Казанский вокзал, а с него – на участок, пробыв на нём до воскресенья.

Неожиданно к Платону зашёл Саша Павлов. Но он не позвал его играть в футбол, а сообщил, что организовывает в их садоводстве детско-юношескую футбольную команду для участия в первенстве района среди садоводческих коллективов. С радостью узнав, что Платон будет в садоводстве всё лето и согласен играть в команде, Саша добавил:

– «А мой папа – тренер московского «Динамо» – будет иногда нас тренировать!».

С этого лета в нашей стране начали проводить соревнования между детскими дворовыми, уличными и поселковыми футбольными командами на приз «Кожаный мяч», утверждённый ЦК ВЛКСМ.

Но кроме этого турнира попробовали проводить и районные соревнования среди детско-юношеских футбольных команд садоводческих товариществ. Ибо теперь, с их развитием, роста их количества, и количества живущих в них летом детей и подростков, их проведение стало актуальным.

Детей и подростков поделили на три возрастных категории: 16–17 лет, 14–15, и 12–13 лет. Причём все три разновозрастные команды одного садоводства выступали под одним названием, но с индексом -1, -2 -3.

За команду разрешалось играть трём игрокам из старшего возраста и неограниченному количеству из младшего.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Петр Первый
Петр Первый

В книге профессора Н. И. Павленко изложена биография выдающегося государственного деятеля, подлинно великого человека, как называл его Ф. Энгельс, – Петра I. Его жизнь, насыщенная драматизмом и огромным напряжением нравственных и физических сил, была связана с преобразованиями первой четверти XVIII века. Они обеспечили ускоренное развитие страны. Все, что прочтет здесь читатель, отражено в источниках, сохранившихся от тех бурных десятилетий: в письмах Петра, записках и воспоминаниях современников, царских указах, донесениях иностранных дипломатов, публицистических сочинениях и следственных делах. Герои сочинения изъясняются не вымышленными, а подлинными словами, запечатленными источниками. Лишь в некоторых случаях текст источников несколько адаптирован.

Алексей Николаевич Толстой , Анри Труайя , Николай Иванович Павленко , Светлана Бестужева , Светлана Игоревна Бестужева-Лада

Биографии и Мемуары / История / Проза / Историческая проза / Классическая проза