Отрочество (СИ)

— Ах ты… — а у меня нож в руке, и настроение, ну самое боевитое. Хотя надёжи на нож немного — хоть я и шустрый, но это так… отвлечь от револьвера.

— Злой! — припечатывает Лещ, чуть сощурившись, а Жбан, только што бесновавшийся, садится спокойно.

Хмыкаю, и ножичек в рукав. Проверяльщики, ети их мать!

— Злой, — соглашается Жбан, а за ним и остальные. Эко… прозвище дали?

Объясняться за проверочку не стали, и так понятно, што на сцыкливость и самоуважение.

Неприлично в этакой-то среде полицейское досье цитировать, тем паче если ево и нет.

Промолчал бы… Ну, остался бы Егоркой с Хитровки — мальчишкой, который песенки пишет, да танцы танцует перед пьяными иванами. А так… Злой.

Не так штобы и шибко серьёзно, но уже другой уровень. На котором не просто разговаривать можно, а переговоры вести и договариваться.

Отпустило меня мал-мала, сел по туркски на ковры, как и все сидят, да по сторонам гляжу. Ах ты, думаю, как интересно! Ни единой иконочки!

И лампадок нет, только лампа керосиновая над потолком висит, да под ней навроде таза медного на цепочках. Такая себе люстра от пожара. А и верно! Случись што, ковры разом займутся.

— По червончику? — предложил Окунь, доставая новенькую колоду.

— В игре, — соглашаюсь я, кидая перед собой пачку десятирублёвых ассигнаций, и скидывая за себя сперва обувь, а потом и верхнюю одёжку, оставшись в одних штанах и рубахе, на которой тут же подвернул рукава, — если проиграю, то дальше не давить. Лимит по времени — четыре часа, я человек занятой. Уговор?

— Уговор, — согласился за всех Сом, пошевелив раздумчиво босыми пальцами ног.

— Люди говорят, — сделав ход, начал разговор Лещ, — што ты имеешь свой козырный интерес в одесских раскладах.

— Ой вэй, ви мине таки раскусили самым страшным образом! — отвечаю, нарочито грассируя, и не забывая следить за картами. Сознание раздвоилось самым странным образом, — Имею таки свой маленький процент за хорошо предложенный гешефт.

— За хорошую идею не жалко, — соглашается Карп.

— И сколько вам не жалко?

Переглядываются…

— Смотря што за идея, — озвучивает Жбан, — я бы рублей триста не пожалел.

— А…

Играем дальше, я наглухо игнорирую намёки. Триста, ха! У меня на руках бескозырка, вот это да — серьёзно.

В следующей партии мне приходит на руки длинная масть…

— А сколько ты хочешь? — снова Жбан.

— В Одессе я имею свой процент с дела.

— Переглядываются…

— Можно попробовать, — осторожно озвучивает Сом.

Понимаю, што на этом всё, и потому кидаю тоже — на попробовать. Мелочь.

— Собачка… — скидываю карту, — в корзиночке. Приметная, желательно породистая. И объявление, што неутешный хозяин ищет, и готов заплатить настолько много денег, што у приметливого дурня ёкает от жадности в сердце, и он перекупает эту собачечку у туповатого нашедшего. Сам!

— О как… — Сом помолчал, и глянул наконец в свои карты, — Прикуп!

Четыре часа спустя удаляюсь с немножечко потолстевшим кошельком и сильно опухшей головой. Иваны московские оказались не жлобами сквалыжными, а скорее подходцы с выходцами искали на Одессу. Как умеют.

Оно наверняка и да, притом уже давно, но не так штобы вовсе хорошо и сразу ко всем. Так, цепочечки, на конкретных людей замкнутые. А тут новая цепочечка выковываться начала, уже на них, а не на людей посторонних, и потому безусловно нехороших.

Оно мине надо?

Некоторое время, привалившись спиной к чужому забору, думаю над этим, но понимаю таки, шо плюсов в этом могёт быть немножечко больше, чем минусов. Такой себе посредник между мирами, и на этом можно иметь если не деньги, то по меньшей мере какие-то полезности. Не сейчас, так немножечко или сильно в будущем.

А если нет… то ничево страшного, но и хорошево — тоже. Влететь меньше шансов, это да! Но с моей дурной авантюрностью я влетаю в неприятности на регулярной основе. Так што почему бы и не да?!

— Какие люди! — радостно склабятся гнилыми пеньками оборванцы на выходе с Живодёрки, начиная обступать кругом. Щелчок взводимого револьвера…

— … мы пойдём? — жалобно осведомляется один из несостоявшихся грабителей.

— Карманы…

— А вот принципиально, — хихикаю тихохонько, удаляясь от разутых и раздетых горе грабителей, став богаче на девятнадцать рублёв с семнадцатью копейками, четыре дрянных ножа, шикарный медный кастет, две бекеши и сюртук на ватине, ну и сапоги.

Вслед мат, но негромкий, бессильный. Понимают…

С экспроприированным богачеством, окромя денег и приглянувшевося кастета, без толики сожаления расстался в ближайшем овраге, кинув сверху в жидкую глинистую грязь, текущую понизу после прошедших дождей. И посцал сверху. Ибо!

— Со стороны Хитровки более-менее прикрылся, — доложил я Саньке, вернувшись с Живодёрки через баню.

— Про слежку рассказал?

— Не-а! Да погоди ты супиться! Незачем. Они, оказывается, подходы искали на Одессу, понял?

А тут я, такой весь интересный и кучей возможностей! Я на сотрудничество да, и они теперь не хуже цепных псов будут от меня конкурентов отгонять.

— Которых с Хитровки, — въедливо уточнил брат.

— А на более и не рассчитывал, — жму плечами, — потому как полковница, и тем паче те кто повыше, это уже не их уровень!