Отрочество

Наш вожатый, Джигучев К., просил завуча освободить для братьев на вечернее время один из классов нашей школы. Но у нас учатся в две смены, и потому по вечерам занята даже пионерская комната.

В библиотеке они заниматься не могут, потому что у них память не зрительная, а слуховая. Они привыкли читать вслух и рассказывать друг другу.

Калитин (Михаил) занимался раньше на «отлично», а теперь, в связи с тем, что Антонина и Серафима подросли, у него стали снижаться показатели в учебе (пять троек), а у Калитина Льва есть даже двойка по арифметике…»

— Я уже исправил, четверка уже! — с отчаянием воскликнул Лека.

— Молчи! Не мешай! — сурово ответил Даня. — «Мы, их товарищи по звену, конечно не можем относиться к этому равнодушно. Тем более, что двойки и тройки, которые они успели нахватать в последней четверти, сильно снижают учебные показатели всего нашего звена (номер один) и даже всего отряда.

В связи со всем вышеизложенным мы просим обеспечить семью Калитиных квартирой для создания пионерам нашего отряда Михаилу и Льву нормальных жилищно-бытовых условий, необходимых для плодотворной учебы.

Очень просим не отказать.

С пионерским приветом…»

Тут дальше будут подписи, по алфавиту, — объяснил Даня, с тревогой поглядывая на товарищей (идея была его, поэтому и написать письмо поручили ему).

— Прежде чем подписываться, не мешает переписать, — заметил Левченков. — В таком виде не пошлешь. Что это за листок за такой?

— Переписать — дело пустое. А написано толково, — неожиданно заявил Кузнецов. — Молодец!

— Пускай Семенчук перепишет, — предложил Саша, — у него почерк хороший. Завтра и пошлем.

На том и порешили.

Во дворе стало пусто — ребята разошлись.

— Постой!.. Ты, собственно, куда? — увидев, что Яковлев бодро шагает в противоположную от дома сторону, спросил Петровский.

— Как это — куда? Ты же сам только что говорил, что начать надо сегодня.

Петровский опешил:

— Ну да, разумеется!.. Но я же не сказал, что сейчас.

— А потом будет поздно! — в азарте закричал Яковлев. — Если я пойду домой, то она меня уже больше не выпустит. Она ни за что меня не выпустит!

«Она» — это была мать Яковлева, с которой у него установились довольно-таки сложные отношения. Иначе, чем «она», он за глаза ее не называл. Всем в классе было известно, что «она» никогда ничему не сочувствовала. «Она» пыталась помешать лыжной вылазке: «Простудишься, а кто потом будет за тобой ухаживать?» «Она» устраивала скандалы из-за того, что они опять идут в кино: «Лучше бы уроки повторял!» «Она» выбрасывала подобранные им гвозди и гайки и говорила: «Хватит с меня этого мусора!»

Одним словом, все то, что было ему интересно, вызывало у нее подозрение, недоверие — все она готова была осудить и запретить.

Саша привык с молчаливым уважением относиться к беде товарища: «Ничего не поделаешь, раз уж она такая».

— Постой, Данька, — мягко и осторожно сказал он. — Ну, допустим даже, что мама тебя сегодня не выпустит на улицу. Так что же? Не выпустит — и не надо… Поговоришь с нею, с соседями. Я лично собираюсь сегодня так и сделать: спрошу дома, потом пройду по нашей лестнице…

— А я лично, — твердо сказал Яковлев, — с сегодняшнего же дня начинаю обход района. И твоя мама, может быть, отдаст тебе цветной металл, а моя мама не отдаст. Она ни за что не отдаст. Мало того — еще пилить будет. Одним словом, я иду сейчас. А ты как хочешь. То, что есть дома, можно и в последнюю минуту захватить. Если хочешь знать, так даже и лучше в последнюю минуту. То, что лежит в кладовке, никуда не денется. А начинать надо с трудного. Ты это сам тысячу раз говорил.

— Положим, верно, — задумчиво согласился Саша. — Но как хочешь, а хорошо бы все-таки зайти поесть. Я голоден, как собака.

— А я, может быть, голоден, как две собаки! И ничего, молчу… Но если хочешь говорить по совести, так мы должны сию же минуту обойти район… Ведь это кто предлагал, а?.. Ага! То-то же! И мы обязаны сделать пробный рейс, чтобы завтра проинструктировать ребят. Ответственность так ответственность!

— Но послушай, ведь у нас же нет с собой мешков! Надо все-таки иметь при себе какую-нибудь тару.

— Мешки? — удивился Даня, как будто речь шла о камешке, который валяется под ногами. — Сказал тоже! У каждого дворника сколько угодно мешков. У них всегда бывают мешки. Надо только попросить — и все.

— Пожалуй, — подумав, ответил Саша. — Можно, во всяком случае, попытаться. Но ты знаком хоть с одним дворником?

— С одним? — удивился Даня. — Да меня здесь знает каждый встречный дворник!

— А где живут эти твои знакомые дворники? Надеюсь, не очень далеко? Может быть, все-таки будет разумнее зайти за мешками домой?.. Ну ладно, ладно! Пусть не к тебе — ко мне.

— Как хочешь, — сухо сказал Даня. — А я зайду сейчас вот в этот двор и через пять минут вернусь с мешком. Если надо — с двумя…

Он свернул за угол и решительным шагом вошел во двор чужого дома. За ним, слегка отставая, чуть-чуть колеблясь, пошел и Саша.

Пересекши темный двор, Яковлев уверенно подошел к какой-то двери. Но тут смелость неожиданно покинула его.