Отрочество

— Понимаешь, — сказал он задумчиво, — как будто это тот самый двор. А может, не тот…

— А я-то почем знаю! — сказал Саша, хмурясь и покусывая губы. — Если не тот, так нечего и время зря терять. Идем ко мне.

— Нет, по-моему, все-таки тот…

— Ну, так тогда иди и постарайся обернуться побыстрее, — сердито сказал Саша. — Не засиживайся, пожалуйста, у этого своего приятеля. Уже совсем стемнело.

— Не засиживаться? — удивленно и простодушно спросил Даня. — Да нет, я не засижусь, не беспокойся.

Сказавши это, он поглядел зачем-то в освещенное окошко полуподвального помещения, где и в самом деле, судя по внешним признакам, жил местный дворник. Поглядел, вздохнул и, покусывая палец варежки, переспросил нерешительно:

— Так ты говоришь — не задерживаться?

Петровский молчал, но Яковлеву показалось, что в глазах товарища блеснул насмешливый огонек.

Даня отвернулся и приник лбом к запотевшему окошку. При скудном свете маленькой лампочки, поблескивавшей в дворницкой, он разглядел широкую спину человека, сидевшего за столом. В углу комнаты стояли лопаты, метелка. Мешков не было видно.

— Ну что же? — спросил Петровский нетерпеливо. — Если ты не решаешься войти — скажи прямо! Тогда пойду я… Хотя лучше было бы взять мешки из дому.

— Не решаюсь? С чего ты взял? — И Даня на минуту сделался серьезным. — Вот еще — дворников бояться!..

Но тут дверь внизу отворилась, из темной щели показалась обмотанная платком голова, и сердитый женский голос спросил:

— Чего надо? Безобразить на чужой двор пришли?

Даня быстро глянул на молчаливо стоявшую в полутьме двора прямую фигуру товарища и вдруг, решительно отстранив стоящую в дверях женщину, сказал:

— Разрешите, разрешите-ка на минутку пройти в помещение, гражданочка.

— Чего? — спросила, удивившись, дворничиха.

Он, не отвечая, юркнул в коридор.

Дверь захлопнулась.

Саша остался один во дворе и стал ждать.

С удивительной быстротой зажигалась цепь огней в окнах. Сперва появились в этой цепи лишь отдельные светящиеся звенья. Затем сплошные цепочки зажегшихся огней протянулись по всему фасаду, и лишь изредка то тут, то там выпадало из яркой огневой ленты слепое, темное звено. Но с каждой минутой темных точек становилось все меньше и меньше. Окна, широкие и узкие, светились разноцветными огнями. Некоторые из них были затемнены шторами, другие — тюлевыми занавесками. Но многие стояли совсем открытые, ничем не завешенные, отвечая прямым взглядом на Сашин взгляд.

И вот открылась наконец дверь дворницкой. В светлом прямоугольнике показалась голова Дани, его сдвинутая на самый затылок кепка:

— Сашка!..

Голос у него был не то обрадованный, не то испуганный.

Саша, не колеблясь, двинулся к товарищу, готовый оказать любую поддержку и помощь.

— Портфель! — свистящим шопотом сказал Даня.

— Портфель?.. Зачем?.. Какой? — удивился Саша.

— Живей! — ничего не объясняя, командовал Яковлев. — Твой портфель с книгами… Он может раздумать. Он согласился взять в залог.

— Какой, однако, добрый дворник! — вздохнул Саша, но беспрекословно передал Дане свой новый портфель, недавно подаренный ему матерью в награду за круглые пятерки. В бледном оконном свете на зеленой коже портфеля сверкнули, быть может в последний раз, блестящие, посеребренные буквы «А. П.» — Александр Петровский.

Яковлев не дал товарищу времени пожалеть о портфеле. Он тотчас завладел им и скрылся за дверью. Но вскоре возвратился опять, таща с собой на этот раз два огромных, перекинутых через плечо мешка.

Когда мальчики вышли на улицу, они убедились в том, что добрый дворник всучил им мешки из-под угля. Левая щека и рука Дани уже успели покрыться легкой угольной пылью. Но это его нисколько не смутило.

— Замечательная штука! — говорил он возбужденно. — Целый паровоз войдет, а?

— Возможно, — без особенного восторга ответил Саша. — Одного я толком не пойму: как мы будем ходить по квартирам с этими замечательными мешками? Даже портфели и то отобрали! Можно было бы хоть временно спрятать в портфели…

— Подумаешь! — бодро ответил Даня. — Никого из знакомых мы, конечно, не встретим, а чужих потом никогда не увидим. Они даже не будут знать, что ты — это ты, а я — это я.

— Ладно! Предположим, — вздохнув, согласился Саша. — Однако шестой час. Так мы, пожалуй, много не наработаем. Начали!

— Хорошо, хорошо! — с готовностью согласился Даня. — Ты пойдешь по той стороне улицы, а я — по этой. Мне на тот конец нельзя: в это время она ходит за свежими булками.

— Так что же? — удивился Саша.

— Спрашиваешь! Начнутся разговоры, то, се… Ты же ее не знаешь. Знал бы — не говорил.

— Допустим, — деликатно заминая этот тяжелый разговор, сказал Саша. — Значит, в девять ноль-ноль у дверей твоего знакомого дворника. Только убедительно попрошу не опаздывать.

— Ладно, в девять ноль-ноль, — как эхо, повторил Даня, поглядел на товарища, махнул ему рукой и перешел на другую сторону улицы.

Теперь надо было войти в первый попавшийся подъезд и позвонить в любую дверь. Но это почему-то было не так-то просто. Яковлев пошел вдоль улицы, вглядываясь в фасады домов. С какого же начать? С этого или с этого?