– А много ли во вьюках привезешь? В лавке же всего, чего хочешь, полно! Приезжай, торгуй! И добираться удобно, хоть летом, хоть зимой – по Пивени, мимо нас не проедешь! А как расторгуетесь, то всего полдня пути, и можно боярыне почтение выказать да на Воинскую школу глянуть.
– Да что ты привязался-то со своей Воинской школой? – Буеслава недовольно повысила голос.
– Т-с-с… – Мишка приложил палец к губам. – Опять десятник Егор ругаться будет.
– Матушка Буеслава, не сочти за труд, передай честному мужу Треске, что лучше бы ему самому со мной потолковать, а то получается…
Ап! Пальцы Буеславы впустую цапнули то место, где обычно висит на поясе нож.
– Изгаляешься, змееныш… – Буеслава злобно ощерилась, но почти сразу же злость на ее лице сменилась сначала настороженностью, а потом растерянностью. – А откуда ты…
– А что, светлая боярыня ЛЮБОГО себе в ученики возьмет? – подчеркнуто внятно вопросил Мишка, пристально глядя в глаза собеседнице. – Я же тебе сказал: «Богам – божье, людям – людское!» И не надо одно с другим путать! Или ты, БАБА…
– …решила, что лучше честного мужа про Воинскую школу все понять можешь? Или зазорно от Бешеного Лиса приглашение принять? Или я добрых намерений не выказал? Воеводу светлой боярыни змеенышем обзывать? Тебя за этим Треска послал?!
Мишка угрожающе качнулся в сторону Буеславы, и та вздернула руку в защитном жесте.
– Сядь, где сидела, БАБА! Не исполнила ты поручения честного мужа! Видать, не способна!
Как смотрели на своего сотника сидящие вокруг опричники! Какая тишина повисла над дреговичами, изображавшими из себя пленных! Над бортом ладьи опять маячила голова десятника Егора, но тот молчал, а левый висок и щеку буквально жгло от взгляда той самой разбитной молодки…
Мишка обернулся к ней и, чувствуя себя распоследним подонком, нагло «раздел» ее глазами, напрочь позабыв про свою подростковую прыщавость. Молодуха закусила губу и отвернулась.
– Всем сидеть, молчать и думать! – негромко, но с отчетливыми повелительными интонациями приказал Мишка, благо мужчин старше его по возрасту в группе фальшивых пленников не было. – А думать вот о чем: если Ратное хочет мира, это не значит, что мы ослабли; если мы разговариваем вежливо, это не значит, что нам можно в ответ хамить; если вы сами от ворогов оборониться неспособны, то это сделаем мы, но с вас за это возьмем подати – бесплатно не бывает ничего!
Когда квелый с недосыпа Мишка заявился по зову Корнея в дом боярина Федора, то оказался на военном совете и прямо с порога был задействован в качестве счетовода – Корней с десятниками подсчитывали истребленных ляхов и пытались сообразить, сколько их еще осталось.
– Так, Михайла, давай-ка считай: у Ратного было их семь десятков…
– Семьдесят один, – уточнил Мишка.
– Не суть! Одним больше, одним меньше… не перебивай! – Корней досадливо отмахнулся, как от надоедливой мухи. – Давай считай: семьдесят один и здесь вы сорок шесть ляхов положили…
– Сто семнадцать! – доложил Мишка.
– Кхе! Изрядно… Вот тебе и сопляки с игрушками… Лука, сколько ты с лесовиками перебил?
– Шестнадцать … – Лука с интересом глянул на Мишку, видимо успехи Младшей стражи оказались для него сюрпризом, – и одного живым взяли.
– Ага! И мы здесь еще восемнадцать посекли… Михайла, сколько всего выходит?
– Сто пятьдесят два!
– Так, значит… – Корней поскреб в бороде. – Бурей, чего пленный сказал? Сколько еще осталось?
– Еще голов пятнадцать-двадцать должно быть, они на ладье вверх по Случи ушли. И еще должны быть на другом берегу, но точно он не знает, говорит, что много, примерно столько же, сколько и здесь.
– Это выходит, что их аж три сотни набирается? Что-то многовато… – Лука с сомнением покачал головой. – Три сотни собрать… ладно, где-то набрали, но провести их сюда…
– Ну! – подхватил десятник Фома. – Пограбить и ближе можно было! Чего сюда-то приперлись? И как дорогу узнали? Ладно, Княжий погост – место известное, ладно Ратное – наезженная дорога есть, а как же до лесных селищ дорогу вызнали?