– Да уж, полыхнуло так полыхнуло, – продолжал Евсей. – Четыре насада в щепки. Пятый, что на мели сидел, волной накрыло, проволокло, сбросило на глубину. Датчане и немцы, которые грабить намылились, почти все потонули. Те, кого вытащить удалось, обожженные были и… как бы это пояснить… будто булавой по черепу ударенные. Вот и все.
Князь несколько мгновений молчал, яростно вращая глазами. Казалось, вот-вот, и пена хлынет из его рта, а сам Юрий Данилович забьется в судорогах. Но он пересилил себя, овладев гневом. Зарычал. Ударил кулаком в стену, сбивая в кровь костяшки. Нашарил на поясе рукоять меча и даже вытащил клинок из ножен на пядь.
– Кто? – прохрипел московский государь. – Кто продал сведения?
– Не знаю, княже, не знаю… – развел руками посадник. – Людей, кто знал про франкские насады, по пальцам перечесть можно. Ты, я, Евсей… В ком из нас ты не уверен? На кого подозрение падает?
– Тебе с Евсеем я верю, – Юрий мотнул головой, будто отгоняя наваждение. – Да если бы вы и захотели предать, то к немцам в последнюю очередь побежали бы. Постарались бы под себя подгрести.
– Спасибо, княже, – шутливо поклонился старик. – На кого еще думать можно?
– Да на кого… Брат мой Иван знал. Боярин ближний Олекса Ратшич. Обоим верю, как себе. Иван не хуже моего жаждет славы и силы для Москвы, а Олекса еще батюшки нашего, Даниила Александровича, верный сподвижник. Не могу представить его предателем…
– Еще кто? – Голос Евсея звучал деловито и озабоченно, а глаза смотрели цепко. – Крыжак, что у тебя в Кремле гостит… Как его?
– Брат Жоффрей? Ему-то на что?
– Не знаю. Но кто-то же предал.
– Думать надо.
– Так давай думать, давай!
Князь забегал по горнице, как горячий жеребец по деннику.
– Ничего не приходит в голову!
– Ну и ничего! – попытался успокоить его посадник. – Пойдем пока перекусим, чем Бог послал. Да баньку я велел истопить. С дороги кости прогреешь, княже. Гладишь, что-то и надумаем. Утро вечера мудренее.
Юрий зыркнул на него голодным волком, но возражать не стал.
– Ладно! Веди в баню, Андрей Климыч!
– Ой! Погодьте! – хлопнул себя ладонью по лбу старый боярин. – Совсем я старый стал. Из ума выжил. Последнюю память пропил! Грамотку тебе сегодня доставили. Гонец из Москвы прискакал. Трех коней, говорит, загнал.
– Что за грамотка?
– От Ивана Даниловича.
Евсей выудил из-за пазухи скрученный в плотную трубочку пергамент.
Князь выхватил письмо из рук новгородца. Мельком глянул на печать с падающим соколом Рюриковичей. Подойдя к лучине, развернул пергамент. Принялся читать, изредка поводя плечами, будто старался сбросить муравья, заползшего за шиворот.
Посадник и боярин Евсей молча ждали. Лишь один раз Андрей Климович шевельнул бровями, словно спрашивая: чего это он? На что старик яростно дернул плечами: не знаю, мол, отцепись!
Наконец Юрий дочитал, неторопливо сложил пергамент, выровнял пальцами сгиб. Потом еще раз. Поднес грамоту к лучине. Кожа загорелась неровным, коптящим пламенем. Князь, дождавшись, когда огонь лизнет ноготь, швырнул обугленный обрывок в миску с водой, сунул палец в рот. Повернул к новгородцам осунувшееся лицо.
– Что-то ты невесел, княже… – покачал головой посадник.
– А нечему радоваться, Климыч. Нечему. Брат пишет, что нашел предателя. Жоффрей де Тиссэ, франкский рыцарь.
– Да ну?
– Он, собака нерусская! Как есть! Он у ливонцев на прикорме сидел.
– Так вязать подлеца! – сурово приговорил Евсей. – Да допросить с пристрастием. Если, Юрий Данилович, у тебя мастеров заплечных нету, мне вези. У моего Любочада и не такие птички пели на все голоса. А после камень на шею и в Волхов. Собаке собачья смерть!
– Не получится вязать.
– Как так? Удрал, что ли?
– Да Иван его сам с поручением отправил. – Князь уселся на лавку, оттянул ворот, будто бы задыхаясь. – Пишет он, православные, вот что. Как только я с малой дружиной из Москвы уехал… ну, к вам, в Новгород, то есть… появился в Кремле мальчишка. Назвался учеником отшельника Горазда. Слыхали про такого?
Андрей Климович покачал головой. А Евсей кивнул – он вообще очень много знал, порой даже жалел о лишних знаниях, да деваться некуда.
– Отшельник этот, – пояснил Юрий для посадника, – великий мастер рукопашного боя. Живет себе в лесу, ни едой сытной, ни питьем хмельным не избалованный. Время от времени берет себе учеников. Я про его предыдущего ученика, Федота, слыхал от тверичей. Один полусотни бойцов стоит. Так вот, мальчишка тот сказался учеником Горазда, поведал, что Акинф Шуба приезжал к его учителю и просил помощи в дальнем походе. Оборонить, значит, его сынка, Семку Акинфовича, который собирается в дальний поход, за Галицкое княжество и за Краковское, аж в Силезию, в славный город Вроцлав. И надумали тверичи встретить там обоз из земель франкских…
– Опять? – охнул Андрей.