Отрок

Пока мы уходили вглубь океана, я изучил корабль. Оба миноносца были одного типа, но мой оказался некомплектным, не было радиостанции. А вот у Самохина была, правда, работать некому, у него радистов не имелось.

Взяв лежавшее в тазике яблочко, я придирчиво осмотрел его и откусил большой кусок, тщательно стал пережёвывать. Не знаю, откуда у японцев яблоки, но мы нашли на борту нашего «истребителя» целый двухсотлитровый бочонок. У Самохина такого не было, пришлось делиться. Сейчас оба миноносца, встав борт о борт с перекинутым трапом, покачивались на некрупной океанской волне, если бы не специальные мешки, подвешенные за борт, так бы и скрежетали железными бортами. Оба офицера вот уже сутки принимали обе машины. День и ночь мы провели в океане и второй световой день дрейфовали. За это время крохотные команды, казаки им в охотку помогали, привели оба корабля в порядок, осталось добрать команды и офицеров, и хоть сейчас в бой.

Мы с Эрихом лежали на корме на самодельных лежанках и привычно уже общались, лакомясь фруктами. Последними, между прочим, команда тоже была до них зимой охоча.

– Аристократы… – фыркнул я на очередной вопрос Эриха. – Запомни, аристократия – это гнойники на теле любого государства. Есть служивое дворянство. Это точка и опора любого государства и государя, а аристократия – это выродившееся служивое дворянство. Путать их не надо, два совершенно разных слоя. Аристократы – это ленивые существа, которые считают, что им все должны и обязаны, включая правителей, именно они идут против государства и государей, устраивают интриги и разные мерзости, на всё идут, чтобы развлечь себя. То есть паразитируют на теле любого государства. В отличие от них служивое дворянство ничего не видит, кроме службы государю, за которого идет на всё, на многое точно. К сожалению, сейчас активно пытаются превратить служивое дворянство в аристократию, в России это тоже получается, и этот гнойник растёт. К сожалению, император Николай Второй слишком слаб душой и характером, чтобы его вскрыть, крови боится, за что позже и пострадает. Однако, если бы он кинул клич и аристократию зачистили, моментально прекратились бы всякие бедствия. Революционеры, демократы и социалисты просто исчезнут, те, кто дестабилизирует ситуацию в России, без аристократии – ничто. Она же и не даёт прижать к ногтю этих революционеров, прикрывает их. Да и мягкость приговора предателей, а все революционеры – предатели. За предательство против государства нужно казнить, а не отправлять на каторгу, откуда эти либералы возвращаются обученные и полные ненависти ко всему русскому.

– Простите, – сказал задумчивый Эрих, делая записи в тетради, – а что вы имели в виду, говоря, что император Российской империи может пострадать из-за своей слабохарактерности?

Пока немец задавал вопрос, я в очередной раз впился в яблоко, так что, прожевав, ответил:

– То и имел. Когда революционеры захватят власть в стране, это не сейчас произойдёт, больше десяти лет пройти должно, пока народ не взвоет, да и толчок должен быть, вроде ещё одной войны, только гораздо масштабнее. Так к чему им живой император? Мешающий фактор, который может снова взять власть, и сподвижники найдутся. Нет, его уничтожат. Его и всю его семью. Революционеры – это очень грязная и мерзкая банда, которая может пойти абсолютно на всё, всех, кто против них, они уничтожат. Не сразу, постепенно, но так и будет. Бандиты, что тут ещё скажешь… Давайте оставим эту тему. Ещё вопросы есть?

– Есть, и много, – кивнул журналист, но задать следующий вопрос не успел, подошли Самохин с Боголюбовым.

– Командир, – обратился Самохин, – всё в порядке. Миноносцы в отличном состоянии, приведены в полный порядок. Угольные ямы полны, хоть сейчас можно идти обратно в Порт-Артур. Всё почищено, отремонтировано и вымыто. Разрешите снять японские флаги?

– Нет, пусть висят. Замены им всё равно нет, а нам они ещё пригодятся. Поднимайте давление в системах, через час покидаем место стоянки. Курс – северо-восток. Головной – миноносец лейтенанта Самохина. Наши вещи уже перенесли на его борт?

– Так точно, вы размещены в одной из кают, – кивнул лейтенант.

Капитанскую я брать не стал, это уж наглость капитана из его каюты выгонять. Так что занял одну из свободных, нашему корреспонденту тоже выделили отдельную. Через час мы двинули дальше. Пока немец общался с экипажем, его как переводчик Самохин сопровождал, я отдыхал в каюте.

– Дымы на правой скуле! – раздался крик дежурного сигнальщика.