Отрыв

После некоторых размышлений я пришёл к выводу, что авторитет просто решил "закосить" вылет-другой, улёгшись где-нибудь под обломки, и выкинул Брыка из головы.

* * *

Вылет удался. Доставшуюся нам со Скаем установку мы засекли уже со второго захода — заметили стёсы на камнях в устье неплохо, в общем-то, замаскированного шлюза; тяжеловесные ракеты с разделяющимися боеголовками не были предназначены для стрельбы по воздушным целям, так что свой боезапас мы всаживали в шахту практически безнаказанно. Прикрытия не оказалось — видимо, ирзаи понадеялись на маскировку. Нет, бывают все-таки на свете и лёгкие задания — пусть как исключения, подтверждающие правило, но все равно приятно.

Вернувшись на базу, я поинтересовался насчёт Брыка. "Не нашли", — сказали мне. — "А маячок?" — удивился я. — "Молчит. Если угодил прямо под взрыв…"

Это уже было странно.

Признаюсь — я хотел наплевать и пойти спать. В конце концов, функции надзирателя я на себя брать не собирался. Но беспокойство не проходило; смутное ощущение — то ли беды, то ли неявной некой опасности — грызло исподтишка и теребило нервы. И я, хорошенько выругавшись, отправился искать Брыка.

По сравнению с теми, кто пытался обнаружить его раньше, у меня была фора: во-первых, я точно знал, что авторитет не угодил под взрыв, во-вторых — примерно представлял направление, в котором он удалился. Брык явно торопился — неразбериха после пробоя давала ему очень ограниченное время — а значит, петлять и путать следы вряд ли бы стал.

В интересующей меня части базы строений было немного: резервный продовольственный склад — этот опечатан и защищён; ещё парочка резервных же складских помещений со всякой всячиной — аналогично; неработающая, использовавшаяся только в период строительства котельная с прилегающими санитарными помещениями — вот это уже интересно. Эта если и заперта, так только символически.

В котельной я его и нашёл.

* * *

Занималось утро. В небольшую полуподвальную каморку с торчащими тут и там обрезками каких-то труб свет попадал сквозь пару крошечных грязных окошечек, расположенных почти под потолком; оранжево-розовые лучи с трудом пробивались сквозь пыльный пластик, расплывчатыми цветными пятнами подсвечивали языки заплесневелых потёков на стенах. Внизу же густела сумеречная серость, и пол каморки поначалу показался мне чёрным, будто заляпанным дёгтем.

Ненавижу рассвет. Самые пакостные события в моей жизни почему-то упорно предпочитают происходить именно на рассвете.

Брык лежал на полу, затылком привалившись к грязной стене, совершенно голый, широко разбросав руки и ноги. А то, что показалось мне дёгтем, было его кровью; она растеклась по полу, тускло поблёскивая поверхностью, неопрятными кляксами пятнала низ стены, коростой покрывала тело. Первой моей мыслью, как только я осознал увиденное, было — невозможно, чтобы в человеке помещалось столько крови; второй — невозможно, чтобы человек, потерявший столько крови, ещё мог жить.

Потому что Брык был жив. Он открыл глаза мне навстречу, и на фоне этого кровавого кошмара белки глаз блеснули неестественно ярко; ещё он сказал:

— Псих, помоги мне.

Голос его звучал, как шелест осенней листвы в безветренную погоду.

Я встал на колени прямо в чёрную лужу. Трогать окровавленное тело было страшно, но иначе я не мог понять, не мог разобраться никак, где же у него раны; поначалу вообще мелькнула безумная мысль, что у Брыка содрана кожа; потом я с облегчением убедился, что это не так. Ран было много, самая большая пересекала живот поперёк почти на уровне пупка, другие располагались в странных местах: по несколько глубоких разрезов подмышками и в паху с обеих сторон.

Я спросил:

— Брык, что ты сделал?

Короткий смешок — будто сухой сучок сломался.

— Капсула, — прошелестел он. — Поводок. Вон.

Брык шевельнул пальцем.

В том месте, куда он указывал, валялся принесённый явно извне обломок бетона, а вокруг все было залито кровью, и я не стал проверять, лежит ли там раздавленная капсулка. Раз маячок молчит — наверное, лежит.

— В кишки засунули, сволочи, — просипел Брык. — Я… сначала в других местах искал. Потом… понял. Обратного-то… пути… уже не было у меня. Кровищи… выпустил… Нашли бы тут… по маячку — всё одно концы… — Он заволновался, зашипел полузадушенно. — Ты… смотри, не вздумай меня в лазарет сдавать, слышишь, Псих? Ты ж… знаешь. Сам… под расстрелом стоял. Лучше… так.

— Идти куда собрался? — спросил я, торопливо раздирая на полосы тельник. — К ирзаям?

— Не… майся дурью, Псих. Что ты… этими тряпочками… заткнёшь. Возьми… иголку да зашей. Иголка… есть у тебя?

Иголка была — по перенятой солдатской привычке заправленная вместе с ниткой в шов воротничка. Вот воды не было, не было никакой дезинфекции, да вообще больше ничего — даже нормального света.

Зато было чёткое понимание: если сейчас нас тут найдут — не поздоровится обоим. Никакие отмазки не спасут.

Чёрт.

Одно короткое мгновение я колебался.

Потом покрутил в пальцах неудобную, слишком короткую иголку, поддёрнул зачем-то нитку, примерился и принялся шить.