Отрыв

В мою тройку теперь кроме Ская, который считался уже почти ветераном, входил ещё Тёма — новичок из последнего пополнения. Вообще-то имя парня было Артемий, но я сразу заявил, что для боя Артемий — слишком длинно, и стал звать его Тёмой; он не возражал, он вообще посматривал на меня как-то странно, не знаю уж, что ему нарассказали. По поводу "переименования" Одноглазый бросил мне однажды: "Мой хлеб отбиваешь?" — но тут же коротким "хе, хе" дал понять, что пошутил. Тем не менее, Скаю он "имя" так и не присвоил — а ведь пора бы. Тёма уже "обкатался" в нескольких серьёзных передрягах, но продолжал трястись перед каждым вылетом, и прилагал массу усилий, чтобы в эти минуты не попасться мне на глаза. Я вспоминал себя во времена "утиной охоты" — и всякий раз ненароком отворачивался, позволяя парню прошмыгнуть в леталку незамеченным.

Я договорился с капитаном, чтобы для Тёмы выделили подмену на вторую половину барражирования, и уже лез в бифлай, когда увидел бегущего по полю Тараса. Немного раньше я пытался потормошить его, но механик, не просыпаясь, застонал так жалобно, что я оставил эту затею — предупредил только технарей в ангаре, чтобы не дали проспать транспорт. Пусть встанет после того, как я улечу; так даже лучше.

Однако теперь механик мчался по площадкам, спотыкаясь и неловко подпрыгивая на стыках плит, и отчаянно махал руками. Поколебавшись мгновение, я спрыгнул на бетон — время пока позволяло.

— Данилка-а! — закричал Тарас ещё издалека, а подбежав, повторил, дыша прерывисто и с натугой, — Данилка.

— Проспался, алкоголик и тунеядец? — Спросил я, невольно расплываясь в улыбке при виде его помятой рожи и встрёпанной шевелюры. — Как головка нынче?

— Как же ты, паря, а? Едва не улетел… вот так.

— Я тебя будил — не помнишь?

— Не помню, — сокрушённо признался Тарас. — Данилка, я…

Меньше всего мне хотелось, чтобы снова началась вчерашняя тягомотина.

— Смотри, дома не пей, — выговорил я торопливо, но строго. — А то мне потом от твоей жены претензии выслушивать — споил, дескать. Я ведь приеду проверить, ты не думай. Детям привет. Младшей передай по секрету: из таких, как она, потом самые крепкие вырастают, так что пусть не расстраивается. И… в общем, мне пора. Бывай, Тарас.

— Данилка, — повторил он, моргая покрасневшими глазами.

— Счастливого пути!

— Я буду ждать! — выкрикнул механик, когда я был уже в леталке. — В гости буду ждать тебя, слышишь? Смотри, паря, не обмани!

Я кивнул, хотя он уже не мог этого видеть, и вошёл в слияние.

* * *

Транспорт прибыл и убыл без особых эксцессов — это то, что отложилось в памяти; а вот мой тот вылет как-то не запомнился. Наверное, он был долгим и нудным, и наверное, я работал не хуже, чем обычно — по крайней мере, никто не сказал мне иного. На душе было паскудно. Раздражала вопиющая неловкость недавнего прощания, ложь эта бодряческая, произнесённая напоследок; раздражало вновь накатившее злое, аж до горького комка в горле, ощущение одиночества; пуще того раздражала собственная неспособность порадоваться за друга, счастливо соскочившего с этой адской сковородки. На нового механика, с того же транспорта сошедшего, я почитай что и не взглянул — так, буркнул что-то невнятное в ответ на представление зампотеха, да и ушёл в казарму. Не знаю, что подумал обо мне бедняга-новичок, только не было у меня сил не то что на любезность — даже на самую примитивную вежливость. А впрочем, вряд ли он и ждал другого от зека-штрафника.

Вечером того же дня меня сбили.

9

Произошло всё совершенно буднично. Похожие повреждения моя леталка получала уже не раз, так что я даже не слишком и обеспокоился поначалу. "Отстегнул" ведомых и лёг на новый курс, уходя из опасной зоны. Плавно убавил тягу, снимая нагрузку с захлебнувшегося ускорителя; подумал ещё — вот и работка не задержалась новому-то механику…

…И пустотой в груди ощутил падение компрессии в движке.

Сразу стало как-то холодно и звонко; включившийся внутри неумолимый счётчик начал отщёлкивать последние секунды моего пребывания в воздухе.

Оговорюсь для тех, кто не знает. У бифлая планирующие свойства похуже, пожалуй, будут, чем у топора. То, что мы привыкли по традиции называть "крыльями", на самом деле — не более чем плоскостные рули, облегчающие маневрирование в атмосфере; машину удерживает в воздухе только двигатель, а форма корпуса подчинена единственной цели — снижению сопротивления среды.

Управлять бифлаем без работающего движка нельзя. Можно переложить рули так, чтобы атмосферное сопротивление максимально повысить. Но и только. Разница в скорости падения будет где-то в сотых долях после запятой.

Но поскольку горизонтальная скорость в момент отказа ещё велика, длится падение довольно долго.

Я падал, казалось, целую вечность, и это было по-настоящему страшно. Целая вечность бесплодных, отчаянных попыток запустить двигатель — кроме этого я ничего сделать не мог.

Я остался жив. Но это не было моей заслугой.