Отрыв

— Не боись, парень, мы не извращенцы, — весело произнёс знакомый голос. — Мы свои. Можешь сегодня второй день рождения праздновать, чертяка везучий.

Наконец-то мне удалось сфокусировать взгляд.

Оказалось, что темно не у меня в глазах, а просто наступила ночь. Из темноты выплывали жуткие разрисованные рожи, выглядевшие продолжением недавнего кошмара. Но я уже уяснил, что это никакие не чудовища, а парни в камуфляжной раскраске.

Свои. Спецназовцы.

Не знаю, откуда они тут взялись, но я готов был их расцеловать.

— Напужался? — спросил тот, со знакомым голосом. — Это ничего, это нормально. Главное, что мы поспели вовремя. Не узнаешь меня? Фирнайское ущелье помнишь? Ты нас на штурмовике вытаскивал.

Ну конечно.

Я сказал:

— Ты на крыло прыгал. Капитан.

— Для своих — Змей, — кивнул он.

— Псих.

Капитан хмыкнул.

— Я знаю.

— Имечко известное, — прогудел кто-то сбоку. — Хотя и дурацкое. Не поймёшь: то ли человек тебе представился — то ли обругал.

— А ты бы помолчал, Коста, — недовольно отреагировал Змей. — Ты ведь там был. — И — мне: — Ведь тебе её тогда и прилепили, кликуху эту? Я ж слышал.

— Угу.

— Точно. А то мне парни не верят. Кстати, хлопцы у этих заточечку симпатичную нашли — твоя? Ага, то-то я гляжу, работа незнакомая. Слушай, Псих, тут такое дело. Отбили мы тебя вовремя, так что зря не дёргайся, всё твоё при тебе. Ноги-руки — это хрень, в госпитале вылечат. Но есть нюанс. Нам до ближайшего блокпоста суток пять добираться. Антибиотик мы тебе вкололи, а вот обезболивающее… В общем, нет у нас обезболивающего. Кончилось. Территория тут ирзайская, идти надо быстро. И тихо. Так что ты уж терпи. Терпи, понял? Радуйся, что живой.

— Понял, — ответил я, ещё на самом деле не представляя, что означает для меня это предупреждение. Я лежал неподвижно, и боль в простреленных суставах чуть притихла, как бы отошла на задний план, и жить с этим, в общем-то, было можно.

— Все чисто, Змей, — вынырнул из темноты ещё один боец.

— Пора.

— Ну, взяли.

И меня взяли.

Уф!

Вот теперь я действительно понял, что имел в виду битый жизнью, опытный капитан спецназовцев. И хоть я парням благодарен искренне и до самого донышка души, эту пробежечку рысцой по горам я тоже вряд ли забуду.

Самым обидным казалось то, что я почему-то никак не мог отключиться. В глазах темнело и мир плавал в розовом тумане, но сознание упорно не уходило. Наверное, временами из меня все же прорывались какие-то звуки, потому что Змей шептал — "тихо, тихо" — и в какой-то момент, приостановив цепочку, сунул мне в зубы жёсткий кожаный темляк. Ещё до рассвета я успел прогрызть его насквозь.

— Терпи, летун, терпи, — поравнявшись со мной, бормотал иногда Змей. — Терпи, парень. Болит — значит, живой, понимаешь? Ты у смерти из пасти выскочил. Считай, второй раз родился. Теперь терпи.

От этих слов становилось легче.

На привалах мы разговаривали. Я узнал, что когда спецназовцы получили сообщение о сбитом летуне, они находились часах в восьми стандартного марш-броска от предполагаемого места падения. Командование опрашивало группы — на предмет дислокации в нужном районе. Не было приказа — только опрос. Группа Змея оказалась ближайшей, и капитан наврал по связи, вольным образом переместив свои координаты. Расстояние до каньона парни, вторую неделю пребывающие в рейде, преодолели вместо десяти за пять часов…

Ещё я узнал, почему у ребят не оказалось обезболивающего. Несколько дней назад группа отбила у ирзаев двоих пленников. Только тем повезло меньше, чем мне. Обрубки, что оставались к тому моменту от молодых парней, жить уже не могли. И всё же жили. Спецназовцы тащили их ещё почти сутки, а дольше тащить не пришлось. Лекарства хватило в обрез.

День, кажется, на третий пути — точно не скажу, время путалось для меня, то растягиваясь, то скручиваясь в спираль — мы нарвались на огневой контакт. Плазмобои стреляли с мерзким чавкающим звуком, выгрызая куски земли из хилого холмика, служившего нам прикрытием. Горячие спёкшиеся комья дробно шлёпали по спинам. В неглубоком, заросшем зелёнкой распадке сразу стало дымно и чадно; я лежал, уткнувшись лицом в некое подобие травы, щедро усыпанной меленькими, но жутко цеплючими колючками, и слушал, как ругается Рыжий. У него не выщёлкивалась батарея из парящего, шипящего плазмобоя — заклинило от перегрева — и сам он шипел сквозь зубы, хватаясь за горячий металл.

— Тараканы, мать их…, из щелей, мать…, сколько раз тут ходили, мать…, и ни разу дырку не засекли!

Отработанная батарея наконец шлёпнулась на траву.

Потом мне надоело ждать, когда прилетит на мою голову плазменный плевок, и я потребовал у командира огнестрел.

Помню, как долго и оценивающе смотрел на меня Змей, прежде чем сунул в здоровую руку трофейный лучемёт.

Как-то оказалось, что стреляем мы втроём — Рыжий, я и Коста, а остальные во главе со Змеем растворились в жирном чаду, одинаково гибкими движениями скользнув вглубь парящей, дымящей зелёнки…

Кипела земля…