Отрыв

Вдруг подумалось о Роми. Она-то что во мне нашла? Красивая, умная, образованная женщина?

Как она там? И вспоминает ли обо мне хоть иногда?

В таких вот раздёрганных чувствах я ушёл на вылет.

А по возвращении первым делом подошёл к механику и спросил в лоб:

— Как вы предпочитаете, чтобы вас называли?

Он не понял, конечно. Не понял, что происходит, и перепугался всерьёз. Таки решил, видать, что накосячил.

Я пояснил:

— Меня зовут Данил. Можно по фамилии — Джалис. Можно — Псих, это мой позывной, если вы не в курсе, совершенно официальный. И я думаю, будет вполне удобно, если вы станете обращаться ко мне на "ты". В конце концов, я моложе вас лет на десять.

Ни с того ни с сего он сказал:

— Мне двадцать восемь.

— Значит, я угадал.

— Меня вполне устраивает Лёнчик, — пробормотал он растерянно.

— Ладно.

— И на "ты"… тоже. В смысле, устраивает.

— Отлично.

Он помялся.

— Данил, вам… тебе… что-то нужно? В смысле, я могу чем-то помочь?

Вот же ж интеллигент безочковый!

Я разозлился.

— Нужно, конечно. Спирт у тебя есть?

На его лице вместе с нешуточным облегчением отразилось откровенное — "ну так бы сразу и говорил!"

— Немного я могу… Вчера выдача была…

Этот чудак ещё и почти весь спирт использовал по прямому назначению.

Лёнчик попытался всучить мне пластиковую фляжку — "на вынос", так сказать — но эти поползновения я пресёк на корню. Завёл его в каморку-загородку, обустроенную когда-то Тарасом. С тех пор она и не использовалась — Лёнчику как-то не нужна была, другие механики имели свои местечки; так что всё здесь осталось, как было — штабеля оцинкованных ящиков, хлипкий стол, табуреты, даже раскладушка неубранная в углу под серым одеялом. Я аж проникся, когда вошёл.

И между прочим, вовсе не было у меня в планах Лёнчика напоить. Просто казалось — расслабится он немножко, может, поговорим как люди в кои-то веки… Ему же потом легче будет.

Ну кто мог ожидать, что механик "поплывёт" с первой же дозы?

В общем, вместо задушевных разговоров пришлось мне лыка не вяжущего Лёнчика спать укладывать, а потом ещё и по работе прикрывать.

У-фф…

Попозже я наведался в столовую. Была одна положительная сторона в том, что напряжённый, сумасшедший распорядок нынешней нашей жизни никаким графикам-расписаниям не поддавался: в столовке можно было что-нибудь пожрать всегда. В любое время суток. Вообще с питанием у нас проблем не возникало: однообразная, почти сплошь из концентратов еда хоть и навязла в зубах, зато предлагалась в достатке. А вот у пехоты, я слышал, и с этим бывают задержки, и даже с водой.

Я взял с собой котелок с горячим супом, плошку прямоугольных, похожих на детские кирпичики эрзац-котлет, остывших, но ещё вполне пригодных к употреблению, галеты. Вообще-то, выносить продукты не разрешалось — но в последнее время и на это стали смотреть сквозь пальцы, а уж договориться можно было всегда.

Добычу я тащил в каморку, стараясь не расплескать суп, и пытался припомнить, оставалась ли ещё в заначке у Тараса заварка, или нет. Кипятильник-то у него был… Я не проверял, но почему-то не сомневался, что Тарас не увёз с собой все это хозяйство. И когда дорогу заступил кто-то из летунов, первая моя мысль была все та же, о супе: не расплескать…

— Скай разбился, — сказал летун.

Я поднял голову. Джуба, скаев первый ведомый.

— Как?

— Из боя вышел, ещё вроде тянул… А до базы не долетел. По пути где-то.

— Ищут?

Джуба дёрнул головой — резко, отчаянно.

— Какое… Сказали — все. Нет сигнала.

И пошёл прочь, на ходу рубя рукой воздух, словно продолжая спор с кем-то невидимым, извечный спор, безнадёжный и бессмысленный…

Я постоял на месте. А потом двинулся дальше, по-прежнему аккуратно придерживая котелок с супом.

Ничего ведь не изменилось.

Почти…

Лёнчик уже не спал, сидел на раскладушке, обеими руками придерживая голову, таращился старательно куда-то в пол. По перекошенной физиономии было видно, как ему хреново, но по крайней мере он уже хоть что-то соображал.

— Иди поешь, — позвал я, выставляя принесённое на столик. — Легче станет, проверено.

— Не могу.

— Через "не могу".

— Вытошнит, — вздохнул он обречённо.

— Уже не вытошнит. Иди хоть супа похлебай, я сейчас чай поставлю.

Лёнчик дотащился-таки послушно до столика. Долго отдувался, с отвращением созерцая суп, первую ложку запихнул в себя с трудом, а потом дело вроде пошло.

— Ну вот видишь, — кивнул я.

Чайник оказался на месте, заварка тоже. Я бухнул в кружку примерно треть брикета — не чифир, но взбодрит хорошо.

Лёнчик спросил, откладывая ложку:

— Почему ты со мной возишься, Данил?

Ну, хотя бы не "выкает" уже.

Я заметил:

— Хочешь верь, хочешь — нет, но я не собирался тебя спаивать. Надо было предупредить, что ты на спиртное слаб.

Он вдруг улыбнулся жалобно.

— Так откуда ж я знал. Дома у нас как-то не принято… Крепче вина…

— Почему ж не отказался?

— Побоялся, — честно признался он.

И добавил:

— Ты мне первый раз предложил… Неудобно…

— Леонид Батькович… — протянул я, сливая заваренный чай в другую кружку. — Как тебя вообще-то сюда занесло?

Он ответил серьёзно и внушительно:

— Из-за женщины.