Отрыв

– Он сказал, что я был глупцом. Что он говорил все эти слова для того, чтоб я лучше

играл. Тренерская тактика. Он хотел, чтоб меня задрафтовали. Я нуждался в человеке,

который в меня верил бы. И он верил. Ему жаль, что все зашло так далеко. Он не должен

был позволять мне продвигаться дальше. Мне стоило отправиться домой и поспать,

потому что если я продолжу так жалко играть, он вышвырнет меня из команды, и вместе с

этим испарятся мои шансы на драфт. Если мне не удавалось играть за него, значит, я не

сыграю ни за кого.

– Пожалуйста, – сказал Лейн дрожавшим от ярости голосом. – Пожалуйста, скажи,

что ты врезал ему по яйцам и дал кулаком по роже. Очень сильно. И даже что–нибудь

сломал.

Джаред глянул на него и улыбнулся.

– Кровожадный Лейн. Боже. Нет. Я собрал свое барахло и свалил. Уехал в

Цинциннати, штат Огайо, и остался у друга, который там жил и играл за “Циклонс”. У

Алекса, – пояснил он, имея в виду своего друга.

Лейн задумался, существовала ли какая–нибудь подходящая открытка, которую

можно было бы отправить Алексу в знак благодарности. Может, лучше было спросить у

Зоуи? Девчонки разбирались в подобных вещах.

– Алекс замолвил за меня словечко, и я отправился на пробную тренировку в

“Циклонс”. Невзирая на потерю права на драфт, когда мне предложили контракт, я его

принял. Сроком он был на год, и я, спесивый и темпераментный, стал центром четвертого

звена. И я пользовался кулаками чаще, чем коньками, потому что внезапно хоккей начал

ассоциироваться у меня с яростью. Спустя несколько лет я играл в Толедо и увидел его

после матча... Уиттакера. Он стоял рядом со своим игроком и общался с нашим тренером.

Я смотрел прямо на него. Он смотрел прямо на меня. И он сделал вид, будто меня не

узнал.

Лейн уставился на Джареда.

– Никогда в жизни я не был так зол. Можно я что–нибудь сломаю? Мне полегчает,

если я что–нибудь сломаю.

– Не сработает. Поверь. Я переломал много “чего–нибудь”, включая носы

некоторых парней. И я возил с собой эту ярость в каждый город, в который переезжал. В

один год у меня был довольно хороший сезон, и я поехал на отбор во “Флайерс”. Этим

моментом в своей жизни я горжусь больше всего, хотя ничего и не вышло. Меня

пригласили, потому что... Ну, ты понял. “Хулиганы с Брод–стрит”.

– Тебя пригласили, потому что ты невероятно хороший игрок. И, по–видимому, ты

можешь играть как форварда, так и вратаря, – огрызнулся Лейн. – Мне все равно хочется

что–нибудь сломать.

– Знаю. И для меня много значит, что ты так себя чувствуешь. Но ты не обязан.

Лейн, все это неважно. Я выиграл. Все, что было достигнуто в плане карьеры – эта

вчерашняя победа – сделано мной. И я счастлив, что он оценил меня на четыре, Лейн. Это

означает, что в конечном счете я смог бы сделать себя семеркой. И я сделал.

– Да, – отозвался Лейн, голос немного хрипел из–за эмоций и гордости. – Еще как

сделал, Джей.

– И ты гораздо сексапильные, чем он. Меня явно интересует только тот молодняк,

который тянет на десятку.

Лейн поморщился.

– Твое выражение прозвучало жутковато.

– Знаю. Говорил же, что плохо справляюсь с подобными вещами. – Джаред пожал

плечами. – Утешает, что ты справляешься еще хуже. И что ты ненасытен.

– Что с ним случилось? – спросил Лейн и задумался: может, стоило рассказать

Итану Кеннеди об Эндрю Уиттакере и вынудить Кеннеди его избить?

– Понятия не имею. Знаю лишь, что он больше не тренирует в Феррисе. Я смотрю

хоккей по телевизору, если успеваю. Теперь у них кто–то другой. Я не в курсе, тренирует

ли он где–то в принципе. Надеюсь, кто–нибудь узнает, что он творил, и его вышвырнут.

Чтоб он больше так ни с кем не поступал. Но, насколько я могу судить, все кончено. Он

жалкий кусок дерьма, а я чемпион, и у меня сексуальный бойфренд, который будет

выступать в Национальной хоккейной лиге.

Джаред улыбнулся, и его взгляд больше не выражал гнев. Его светлые глаза

навеяли Лейну воспоминания о заледенелых прудах дома, в Канаде, о том, как он,

запыхавшись, радостно катался на лыжах под холодным зимним небом.

– Кстати говоря, сексуальный бойфренд напомнил мне, что когда–то я любил игру

саму по себе, а не потому что хотел доказать кому–то его неправоту. Я просто люблю

играть в хоккей. И впервые после ухода из команды в колледже я об этом вспомнил. Так

что спасибо. Потому что именно ты сделал это для меня, Лейн. Ты сексуальный бойфренд.

На случай, вдруг ты не допер. Иногда ты тормозишь.

– Я понял, – пробормотал Лейн и задумался, говорил ли ему кто–нибудь раньше

такие слова. Его восхитило, что он – Лейн Кортэлл, неуклюжий драфтовый выбор и

социально бездарный форвард “Джексонвилля Си Сторм” – сделал для кого–то нечто

подобное. – Многие говорили, что я хорош в хоккее, Джаред. Но лучше играть я не умею.

В том числе и прошлым вечером, когда какой–то ветеран стал звездой видеоролика и

прикончил первый сезон моей профессиональной карьеры. Позволь я кое–что скажу. Не

имеет значения, верит ли в тебя кучка людей, если ты сам в себя не веришь. Мне тоже

было страшно. Я стыдился самого себя и беспокоился, что кто–нибудь сможет обо мне

прознать. И если я вынудил тебя вновь полюбить хоккей, это просто здорово, и мы квиты.