хоккей, лишь потому что мать меня поймала, когда я пытался впихнуть ноги в коньки
сестры, чтоб отправиться играть в хоккей с соседскими мальчишками. Сестра брала уроки
фигурного катания, и три раза из–за дурацких зубцов я почти сломал руку. Когда мне
было пятнадцать, меня пригласили играть в команду из лиги развития. Ничего похожего
на систему в Канаде, но, если американские дети хотят играть в большой лиге, именно так
все и происходит. Или же хоккей в колледже. В общем, меня пригласили, но родители не
отпустили из–за временных и денежных затрат, хотя мы могли себе это позволить. Они не
хотели, чтоб я фокусировался на том, что было лишь хобби, и пропускал школу. Ты же
знаешь, что мои родители никогда не видели, как я играю в хоккей? Ни разу.
– Прости, что? – Лейн не смог промолчать. – Ты... ты сказал “никогда”? В колледже
или...?
– Нигде, – ответил Джаред, и Лейн издал испуганный звук.
– Нет? Ты и Райли. Его родители тоже не ходили на его матчи. Что не так с
американцами? Не хочу здесь жить. – Лейн был так зол на родителей Джареда за то, что
они отказались позволить сыну следовать за мечтой и никогда не видели, насколько он
был хорош или насколько был счастлив или...
– Знаю. Все нормально, Лейн. Я рад, что из–за меня ты на них злишься, но мне
удалось это пережить. Мысленно возвращаюсь назад, и если б я присоединился, меня бы
выкинули. Или еще хуже: мне пришлось бы играть в защите, чего я делать не хотел,
потому что, как говорилось ранее, все остальные именно этого и хотели. И вчера я
осознал, что нет смысла сожалеть о том, что не сделано, и даже о том, что сделано. Тебе
не известно, что было бы, поступи ты так или иначе.
– Э–э... – Лейн отпил пива. – Ладно. Наверно, продолжай. Я перестаю тебя
понимать.
– Точно. Короче, я пытался справиться и играл в школе, и получил стипендию в
штате Феррис. Еще меня приняли в Бостонский университет, но стипендии не хватило бы,
чтоб оплатить полный срок обучения. И снова родители посчитали, что это будет
ненужной тратой денег.
– Блин, да ну на хер, – гневно прошипел Лейн. – Покажи им вчерашний сэйв.
Посмотрим, будут ли они считать так же. Они вообще в курсе, кто такой Патрик Руа?
Улыбка Джареда была грустной.
– Нет. Мои родители ненавидели спорт, а мои друзья боготворили “Рэд Уингз”, потому–то я и стал фанатом “Эвс”. Между ними была ожесточенная борьба.
– Знаю, – глазея на него, сказал Лейн. – Я из Канады. Мы там все знаем про хоккей.
Значит, ты отправился в Феррис.
– Да. И все было нормально. Довольно хорошо, но не
цифры, Лейн. Когда я был в твоем возрасте, у меня не было ничего подобного.
– Как и сейчас, – добавил Лейн. – Не вынуждай меня опять смотреть сэйв. Я все
еще в режиме придурочного хоккеиста. Это пройдет.
Джаред улыбнулся.
– Знаю. Можно сказать, моими карьерными перспективами были четыре года в
колледже. Существовала вероятность быть задрафтованным в АХЛ. Но если б я остался,
скорее всего, все равно оказался бы там, где нахожусь сейчас. И я счастлив здесь, Лейн.
Правда. Ты не представляешь, что вчерашняя победа для меня значит, но... она была тем, чего я отчаянно хотел, но боялся получить. Если в этом есть смысл.
Лейн не торопился и вглядывался в Джареда – такого сильного, торжествующего и
бородатого – и его едва заметные синяки, украшавшие кожу, будто боевые шрамы.
– Я в курсе, – очень тихо отозвался он. – Поверь.
Казалось, Джаред остался доволен и продолжил:
– Мне хотелось хоккейную карьеру, и все говорили мне... Ну, не то чтоб это было
невозможно. Для того, чтоб просто что–то сказать, нужно было бы приложить слишком
много усилий. В основном... все молчали. Все считали меня отличным игроком, отличным
напарником. Никто не говорил: “Джаред играет не на пределе своих возможностей”.
Никто вообще не говорил, что у меня есть потенциал. Но и что его нет, тоже не говорили.
Сидя на диване, Лейн за ним наблюдал и боролся с настойчивым желанием
подняться и инициировать секс или предложить поиграть в приставку, что, по мнению
Лейна, решало проблему негативных эмоций.
– Но потом я отправился в колледж, и кое–кто так сказал. Кое–кто сказал: “Ох,
тобой недостаточно занимались. Ты получаешь мало игрового времени. В тебе больше
потенциала, чем можно признать”. Кое–кто сказал, что стоит немного потрудиться, и я
смогу стать центром первого звена и получить драфт. И я глупо–преглупо втрескался в
этого человека, Лейн. Я сделал бы для него что угодно. – Взгляд Джареда был спокойным.
– Зовут этого человек Эндрю Уиттакер. Знаешь, как его звал я?
Лейн кивнул. Из–за злости поднималась тошнота. Ему вообще все это не
нравилось.
– Да. Ты называл его тренером.
– Вот именно. И он обольстил меня. По самое “не могу”. До этого я развлекался с
парнем. Ничего удивительного, что я клюнул, но спать с тренером – совершенно другая
игра. Прости за плохую шутку. Эндрю знал, что сказать, понимал, чего именно я никогда
не слышал, как и знал, что сможет получить от меня все. Все. Если убедит меня, что он
серьезен. И он был умен. Он начал с дополнительных сеансов и работал со мной в