Отсекая лишнее

И тут Илья почувствовал то, что должно было на самом деле накрыть его раньше. Он вспомнил ночную вылазку в рублевский коттедж Азарянца. Бельштейн, разумеется, никогда об этом и не забывал, но сейчас в его голове словно прорвало плотину, сдерживающую поток рефлексии и страхов по этому поводу. Мозг заработал как у абсолютно рядового человека, совершившего убийство. Сердце ушло в пятки, желудок перевернулся, по позвоночнику побежал тот самый холодок. Илья разом испытал на себе все те клише, которыми пользуются при описании сильнейшего ужаса.

— Что это вы так внезапно замолчали, Илья Маркович? Устали от недоверия, может быть? Или захотели нормально поговорить. Пожалуйста, можем начать хоть сейчас.

Незнакомец после этих слов как будто бы достал что-то из внутреннего кармана черного пальто и нажал на кнопку.

«Писать меня собрался или как?», — подумал Илья.

Не успел он об этом подумать, как мысли в голове снова резко поменяли свой вектор и пошли в совершенно ином направлении. Черепная коробка будто дико зачесалась изнутри. Зуд был нестерпимым, а вместе с ним пришло желание говорить. Просто говорить и рассказывать все, что взбредет в голову без разбору. Словно единственное, чего уже очень давно не хватало Илье — это полностью чистосердечно и откровенно кому-нибудь выговориться.

Вдобавок ко всему, заболела рука, но не так как раньше внезапно и мощно, вытесняя этой болью все остальное, а как-то вкрадчиво, точно на заднем фоне. Тем не менее, внимание, пусть и немного, но переключилось на руку, сделав желание говорить не таким сильным и главенствующим.

— Вы говорите, Илья Маркович, не стесняйтесь. Ну! — голос незнакомца чуть дрогнул. Казалось какой-то бит былой уверенности только что покинул его хозяина. Илья открыл было рот, но рука сильно зачесалась. Захотелось сорвать бинты и утолить жгучий зуд.

— Да погодите вы! Рука вот! Не видите, что ли? Больного человека куда-то повезли, как вам не стыдно!

На переднем сидение лишь усмехнулись в ответ. Человек в черном пальто прекрасно знал, как должен работать препарат, вколотый Илье, и он понял, что тот начал действовать.

— Мы вам сочувствуем, — продолжил говорить незнакомец чуть погодя, — может расскажете, как поранились?

— Покусали. Гребаные собаки.

— Очень интересно! А поподробней.

— Пожалуйста! — Илья точно муха, сломя голову летел в расставленные паучьи сети, — Как обычно вышел из дома, пошел… То есть сел в машину и поехал… Ай!

Пульсирующая боль усилилась. Точно кто-то никак не хотел позволить Илье свободно говорить, постоянно отвлекая того на боль в руке. Сам же пострадавший не мог отследить эту закономерность. Все его сознание было занято борьбой между желанием выговориться и постоянно мешающей ему это сделать, то затухающей, то вновь вспыхивающей болью.

Машина тем временем въехала на какой-то мост через Москва-реку. Пахнуло затхлым морским воздухом. Пародия на море, но вода есть вода, и близость к ней так или иначе всегда ощущаешь. В голову ударило, и декорации сменились в очередной раз. Зуд утих. Какой-то древний, необъяснимый ужас вышиб все лишнее словно тараном. Неподконтрольным пальцем Илья нажал на кнопку стеклоподъемника и в лицо ему задул освеженный рекой воздух.

— Ху! Ху! — это Бельштейн жадно дышал.

— Вам не холодно там? Может закроете окно?

Илья не реагировал.

— Закрой, — обратился незнакомец к водителю.

Окно поползло вверх, глухо ударило в резиновый уплотнитель, а уши немного заложило от резкой смены давления на скорости.

— Вы не стесняйтесь, продолжайте.

Машина проехала мост. Речная свежесть оставалась позади, вместе с ней из головы Ильи уходил и страх, освобождая место для того самого зуда, стимулирующего откровенность.

— А… Сел и поехал…

— ТОРМОЗИ!!! — истошный вопль с переднего правого.