Отсекая лишнее

Боль в левой руке заставила проснуться. Повязка, то вафельное полотенце, найденное в пристройке возле дома, насквозь пропиталась кровью. Яркие красные капли, просочившись, запачкали постель. Боль иглами пронзала мозг при малейшем повороте головы. Медленно, чтобы как можно меньше ею двигать, Илья встал с кровати. Жмурясь и смотря в пол, он почти что на ощупь дошел до ванной. Холодный белый свет ослепил, и мир поплыл вокруг, размазываясь и расплываясь. Справившись с пространством и, все-таки открыв кран, фрилансер сунул голову под ледяную струю. Бельштейн стоял так, пока висок не начал неметь от холода. Боль в голове немного отступила, но зато осталась и даже усилилась в руке. Осторожно, развязав полотенце, Илья осмотрел раны. Картина была, мягко говоря, не оптимистичная. Глубокие кратеры, оставленные зубами добермана, кровили при малейшем движении, а местами предплечье расходилось неровными рваными краями. Сама поврежденная рука припухла и была вдвое толще руки здоровой.

«Надо срочно что-то с этим делать. А в больницу по понятным причинам я идти не могу… Думай, голова еврейская!»

Пока Илья пытался сообразить, что же можно сделать с истерзанной рукой, стрелки часов приблизились к 6 утра. Вряд ли его ночные деяния окажутся в ближайшем выпуске новостей, но в больницу все равно ехать нельзя — слишком рискованно. Начнутся неудобные вопросы и подозрения. Чего доброго, сообщат в полицию, а тем уже не составит труда сообразить, что к чему. Хорошо еще, что перед уходом, он додумался почистить записи с камер наблюдения. Пусть он и был в капюшоне почти все время, но береженого, как известно…

На месте Ильи любой здоровый человек рисковал бы сойти с ума просто от осознания того, что несколько часов назад им были убиты трое, в общем-то, ни в чем неповинных людей. Неповинных, по крайней мере, перед ним лично.

Илья, вновь и вновь возвращаясь в мыслях к своим ночным зверствам, все никак не мог углубиться в них и начать по-настоящему над ними раздумывать, словно кто-то этого ему попросту не позволял. Проводя аналогии с близким Бельштейну компьютерным миром, можно было сказать, что в голову к нему кто-то без его ведома установил сильнейшую антивирусную программу. Сетевой экран, безжалостно блокирующий все неугодные, разрушительные мысли. Сейчас, например, рефлексия по поводу убийств, сожаления и раскаяния были отправлены в черный список этого метафорического файервола. Мозгу Ильи разрешалось помнить все события, хронологию, но вот сожалеть и раскаиваться по этому поводу — нет. Будто все эти муки совести и души, страхи и нервы, которые любой нормальный человек обязан был испытывать просто по своей природе и привитым обществом понятиям, были заблокированы в голове фрилансера. Так Роскомнадзор блокирует неугодные ему сайты. Вот только если в последнем случае эти ограничения обходятся любым школьником в 2 клика, то в случае с головой Ильи все было не так просто. Да и не хотел он этого, если разобраться! Сейчас было совсем не до страданий и сокрушений по поводу содеянного. Если получится (или если позволят), он обязательно подумает об этом потом.

Рука, рука…

Точно! Ну конечно!

От внезапно осенившей голову мысли, Илья побежал в спальню за телефоном. Кран в ванной остался бежать, а мокрая пожеванная конечность заливала дорогой паркет кровавыми каплями.

«Пес с ним! Вытру как-нибудь потом!»

Ввалившись в спальню и схватив с тумбочки телефон, Илья, не сразу попадая по кнопкам, нашел в контактах нужные цифры.

— Алло.

— Алло! Давид, привет!

— Бельштейн? — сонный заплетающийся голос, пауза. Потом, — Илюха? Здорово, брат! Ты!.. Ты где вообще? Неужели прилетел?

— Дава! Да, я в Москве. Прости, что так рано звоню… Просто тут резко стала нужна твоя помощь. По твоей части.

— Что с тобой? — голос в трубке мгновенно стал серьезным.

— Поранился вот… Неохота скорую вызывать, да там еще вышло так… Короче, вот.

— Что случилось? Как сильно?

— Да, веришь нет, собаки покусали. Довольно сильно.

— Щас буду Илюха, потерпи.

Трубку повесили, Илья бросил телефон на кровать. Дело оставалось за малым — просто дождаться. Давиду Ашортия, своему однокласснику, а по совместительству кардиохирургу, Бельштейн доверял как себе.

Пока Давид ехал к Илье, последний провалился в густую тягучую дрему. Так боль ощущалась немного слабее.

Звонок в домофон. Капая кровью на пол, Илья подскочил к двери. В окошечке видео связи коммуникатора было знакомое лицо с фирменным орлиным носом и с давно уже немодной прической с выбритыми висками и небольшим хвостиком на затылке. Илья нажал кнопку на домофоне и увидел, как хвостик скрылся из поля зрения камеры.

После того как открылась входная дверь, Ашортия припарковал свой модный кожаный чемоданчик походного лекаря на тумбочке в коридоре, и друзья обнялись.

— Маркович! Обалдеть столько лет тебя не видел! — с очень легким, но все же угадывающимся акцентом, горячо приветствовал друга грузин.

— Ай-ай, Дава, полегче! На самом деле всего полгода прошло или около того. Ты ж клятву Гиппократа давал, а сам вон чуть не оторвал больную руку.