Оцепеневшие

Мелкий зубами открывает бутылку виски, закидывает ноги мне на подголовник, шмыгает носом, смачно отпивает.

– Куда едем, мэм? – машинально произношу.

– В Париж! – не дает ей ответить прыщавый.

Проглатывает алкоголь и сверкает брекетами. Он щелкает пальцами и громко кричит: «В Париж! В Париж!»

Как я в это встрял? Знал же – чокнутых везу. Вернуть деньги и поминай как звали?

Два часа.

Всего ничего.

Оставалось каких-то два часа, может, два заказа, и домой…

– Вези нас в Париж! – орет прыщавый.

Ждать, что девушка скажет что-то другое, нет смысла.

Завожу двигатель.

Предлагаю пассажирам пристегнуться.

– Скорее в Париж нас вези, извозчик! – продолжает орать мелкий. – Счетчик не смей выключать. О границах не думай. Барину гулять охота. Гони, расслабься и сделай громче музыку! Что сидим, как на похоронах?

Он передает бутылку девушке, барабанит по сиденью и напевает:

Je veux d’l’amour, d’la joie,
de la bonne humeur,
Papalapapapala[1]

.

Хах. Я тертый калач.

Я профессионал.

Ничего-ничего.

* * *

Париж.

Путь не близкий. Я спросил про документы, прыщавый сказал, чтобы я не переживал, он все уладит. «Не переживай, Вовка, договорюсь!» Договорится он. Договорщик… Что ж, съездим. Посмотрим, как он с погранцами найдет общий язык.

Ни разу не был в Париже.

Очень люблю этот город. Все о нем знаю, несмотря на то что так и не довелось там побывать. Эйфелева башня, поля и прочие радости.

Можно сказать, повезло с заказом. Чокнутые, конечно, пассажиры, но заказ и впрямь привлекательный.

Все идет по плану. Главное – в это верить.

Комфортная гладкая дорога, изредка приходится помигать фарами, чтоб встречная не слепила, но в целом спокойно себе едем.

– Стой! – Девушка стучит меня по плечу.

По ее позеленевшему лицу понятно, надо срочно действовать. Или сейчас же тормозить, или буду отчищать салон. Выбираю место стоянки, оглядываю обочину. Она все еще стучит мне в плечо, словно борец по ковру, сказать что-то уже не в состоянии.

Останавливаю.

Желтые огоньки прерывисто освещают край дороги, щелкают громче радиоведущего, объявляющего участников музыкального парада.

Девушка выскакивает, оставляет чертову дверь нараспашку. С улицы тянет холодом. Лампочка горит, сидим, как в аквариуме.

Женский силуэт удаляется.

Она бежит к кустам. Босоножки на платформе не лучшая обувь для пробежки по лесу. Не успевает спрятаться за дерево и, судя по звукам, блюет.

Делаю приемник громче. Отворачиваюсь на дорогу.

Темно, ночь, мошкара вокруг тусклых лампочек, девушку практически не видно, а я все равно стараюсь отвлечься и не смотреть в сторону кустов.

– Зацени. Ищет чем утереться, – комментирует заплетающийся язык Кирилла.

Он бросает мне салфетки:

– А ну спрячь скорее.

Он закрывает дверь и, упершись лбом в стекло, хохочет, наблюдает за блюющей спутницей.

«Терпеливый и сдержанный». «Внимательный и услужливый».

Убираю упаковку салфеток в карман. Смотрю на приборку – бензина на сто сорок километров. Не мешало бы заправиться. Переключаю, проверяю расход. Вполне сносно. Заметно меньше, чем по городу, что приятно.

– Вов, смотри, возвращается. Смотри, как ее шатает. – Пацан смеется и топочет ногами.

Я не реагирую.

– Салфетки надежно спрятал?

Молчу.

– Все. Ладно, тихо. Мы ничего не видели, – говорит мелкий, отворачивается от окна и притворяется, что спит.

Девушка садится.

Молча плюхается в сиденье, пристегивает ремень, запрокидывает голову и закрывает глаза.

Макияж размазался, тушь расползлась по щекам, помада превратила ее лицо в Джокера.

«Тактичный и услужливый», «Манерный и внимательный».

Стараюсь не смотреть, но глаза скользят по ее ногам.

Она тяжело дышит, закрывает дверь, лампочка гаснет, я никак не могу оторваться от ее колен.

В тусклом голубовато-бирюзовом свете ее длинные ноги выглядят еще изящнее. Вот, наверное, для чего инженеры придумали подсветку под перчаточным ящиком.

Из-под юбки выглядывает краешек розовых в горошек трусиков. В таком освещении можно ошибиться с цветом, но уверен, что именно розовые в горошек. Гладкие колени. Абсолютно ровные, выбритые икры заканчиваются туфлями со сверххитрой застежкой и высоким каблуком. Каблук заляпался грязью, застежка нацепляла травы, но все это никак не портит впечатление от стройных ног.

– Поменяйся с ней местами, – говорю и невольно продолжаю разглядывать девушку.

Сквозь майку просвечиваются две внушительные башенки, разделенные тесным ремнем безопасности.

– Пересядь сюда, пожалуйста, – обращаюсь к прыщавому. – Пусть она едет сзади. Может, подремлет.

Расстроенный Кирилл фыркает, собирает недоедки в пакет, торопливо допивает пиво, бросает пустую бутылку в окно. Достает новую.

– И больше не заставляй ее пить. Хватит.

Мелкий перебрасывает свои пожитки мне, перелазит между сиденьями и забирается к девушке на колени. Отстегивает ремень, распахивает дверь и выдавливает даму своим задом на улицу.

– Пошла прочь, неряха! Даже не спросила салфетку! – кричит, отталкивает девушку и закрывает машину. – Поехали-поехали.

Торопит он меня. «По-е-ха-ли!»