Отщепенец

Молодость есть молодость. Кипяток чувств всегда найдёт способ выплеснуться наружу — по лицу курсанта Сальвия читалось, что он бы на месте командующего флотилией бился до последнего. Главное, заполучить пару семилучевых звёзд на погоны, желательно побыстрее, и тогда уже курсант Сальвий — консуляр-трибун Сальвий! — умрёт, а не посрамит чести империи. И сам умрёт, и всех в гроб загонит, пылью по космосу развеет, но не отступит ни на шаг.

— Смотрите, курсант…

Тумидус восстановил исходный материал курсовой работы. Брамайны атаковали, помпилианцы защищали родной Октуберан.

— Имей наша раса своих антисов, мы бы легко разгромили агрессора по примеру разгрома, случившегося в системе Йездана-Дасты. Атака гипотетического помпилианского антиса, подкрепленная мощью нашего флота, и брамайны отступают. Я прав?

— У нас нет антисов, господин военный трибун!

— Представьте, что они есть. В таком случае я был бы прав?

— У нас нет антисов, господин военный трибун!

— Похвально, — кивнул Тумидус. — Меня много раз упрекали в недостатке воображения. Вы превзошли меня, старший курсант Сальвий. Я пророчу вам отличную военную карьеру.

— Рад стараться, господин военный трибун!

— Итак, у Великой Помпилии нет своих антисов, — красный луч с сожалением покинул Октуберан. — Но у расы Брамайн они есть. К примеру, лидер-антис Кешаб Чайтанья…

— Злюка Кешаб! — порхнуло по амфитеатру.

— Да, Злюка Кешаб. Предположим, что Злюка Кешаб пришёл в систему Октуберана вместе с флотом своих сорасцев, — красный луч заплясал впереди эскадр брамайнов, изображая могучего антиса. — Предположим, он первым атакует нашу оборону, создавая бреши для волновых истребителей. Здесь, — луч вернулся на орбиту Октуберана, — здесь и здесь. Как вы намерены противостоять такому варианту нападения?

— Никак, господин военный трибун!

— Вы сдадитесь без боя?

— Никак нет, господин военный трибун! Я не готов рассматривать вариант, который не имеет права на существование.

— Почему?

— Антисы не участвуют в войнах, господин военный трибун! В редких случаях они противостоят внешней агрессии, защищая родные звёздные системы своих рас от вторжения. Но даже обладай я самым богатым воображением в Ойкумене, я не в силах представить антиса в качестве агрессора. Готов понести наказание, господин военный трибун!

— А вы, господа? — обратился Тумидус к курсу. — Вы тоже не в силах?

— Так точно!

Кажется, в хоре курсантов прозвучали и голоса преподавателей.

— Потому что это невозможно?

— Так точно!

Тумидус сжал пульт управления в кулаке — так, словно хотел раздавить его. Космос исчез, в аудитории зажёгся свет. Трибунский жезл вернулся за ремень кителя строго по уставу, слева от пряжки.

— Двадцать лет назад, — тяжёлый взгляд уперся в ряды будущих офицеров. Молодые люди поежились: они понимали, что военный трибун видит сейчас не их, а что-то своё, далёкое, но зябкий ветерок промчался по рядам, — я выступал в вашей школе с напутственным словом. Штурмовой легат, малый триумфатор, кавалер ордена Цепи. Я справедливо полагал, что не мастак говорить, и нанял человека, который должен был помочь мне с выступлением. С тех пор в моей жизни всё реже происходит возможное, и всё чаще — невозможное. Рекомендую запомнить мои слова, господа. Вы можете случайно вступить в дерьмо, и это послужит началом головокружительной карьеры. А можете вступить в дерьмо, и это будет просто дерьмо, без особых перспектив. Вам всё понятно, старший курсант Сальвий?

— Так точно, господин военный трибун! — судя по лицу курсанта, он нашёл самый оригинальный способ замаскировать ответ «никак нет». — Разрешите вопрос?

— Спрашивайте, курсант.

— Когда вы убили моего деда, Тита Эмилия Сальвия…

Тумидус вздрогнул. Качнулся к курсанту, сжимая кулаки, как для драки, ища во внешности парня знакомые, крепко подзабытые со временем черты — и остановился, словно налетел на каменную стену:

— Тит? Проклятье, я должен был догадаться!

Аудитория превратилась в «Этну», космическую галеру с раздвоенным носом. Военный трибун Тумидус — в легата Тумидуса, надменного помпилианца, который даже будучи во временной отставке, ходил в рейды за рабами, забираясь на самые глухие окраины Ойкумены. Молодой Сальвий, без пяти минут выпускник Имперской военно-космической школы — в собственного деда, капитана второй корсарской галеры: острого на язык румяного крепыша с брюшком, нависающим над поясным ремнем Двадцать лет — в миг единый.

— Когда вы убили моего деда на дуэли, — старший курсант Сальвий не отступил ни на шаг, — он бился достойно? Я имею в виду, он заставил вас попотеть? Раз уж вы заговорили о событиях двадцатилетней давности, я счёл себя вправе…

— Да, — после долгой паузы ответил Тумидус. В глазах его дробился, блестел, таял лед. Жёсткие складки вокруг губ окаменели. — Твой дед бился достойно. Победа далась мне с большим трудом. Случайность, не более. Мне жаль, что так случилось.

Курсант встал навытяжку:

— Благодарю вас, господин военный трибун. Мне было важно это знать.