Отщепенец

Особая секретность операции вступала в явное противоречие с приказом о привлечении экспертов, чёрта и флуктуаций. Ничего, с противоречиями Тиран справится, не впервой. Сейчас его больше волновало другое.

— Понадобятся значительные ресурсы. Люди, техника, корабли…

— Всё будет, Бреслау! Всё! Через сутки в нашем распоряжении будет весь научно-технический потенциал Ларгитаса! Вся мощь Отечества! Но если вы облажаетесь…

Тирану сделалось зябко.

— Ступенчатая аннигиляция, сэр?

— Если облажаетесь, ступенчатая аннигиляция покажется вам воскресной прогулкой в парке! Готовьте план, подключайте, кого сочтёте нужным… Разыщите Гюнтера Сандерсона! Из-под земли достаньте! Думаю, с папашей нашего антиса проблем не будет. Пусть официально признает отцовство. Устроим воссоединение семьи! Мальчишка — наш козырь. Козырный туз, мать его! Да, кстати, насчёт матери. Найдите её! Отряжайте на поиски внешников, осведомителей, агентов. Пустите по следу всех собак! Я предупрежу кого надо. Вам ни в чём не будет отказа.

— По обнаружении доставить её на Ларгитас?

В ответе Тиран не сомневался. Просто сработала привычка расставлять точки над «i», с годами въевшаяся в плоть и кровь.

— Доставить? Слабо сказано! Доставить с почётом и комфортом! Никакого насилия! Пылинки сдувать! Ноги мыть и воду пить! За косой взгляд сажать на десять лет, за грубое слово — пожизненно! Назовут «грязной энергеткой» — расстреливайте! У неё на глазах. Узнайте, есть ли у брамайнов рай, и как он выглядит. Сулите райские кущи! Молочные реки и кисельные берега!

— Она хотела миллион, — Тиран вспомнил запись.

— Миллион? Дайте ей миллион, пусть подавится. Нет, пусть дышит чистым кислородом! Два миллиона! Три! Бюджет я обеспечу. Пусть эта шалава будет всем довольна. Главное, чтобы она пела с нами в унисон. Действуйте!

— Есть, сэр!

Волна начальственного энтузиазма с головой захлестнула Тирана, подняла из кресла, поволокла к двери. Ничем иным, кроме как этой волной, нельзя было объяснить мысль, ударившую Бреслау в голову, словно хмель.

— Сэр, — он замер в дверях. — Что, если это правда?

— Что — правда?

— Что, если Гюнтер Сандерсон — действительно отец Отщепенца?

— Биологический?

— Да.

Ван Цвольф сорвал галстук, скомкал в кулаке, не глядя, сунул мимо кармана. Галстук упал на пол, начальство наступило на него и не заметило.

— Это невозможно, — прохрипел ван Цвольф.

Губы и голосовые связки дезертировали, отказавшись подчиниться генералу.

— Невозможно?

Бледный как смерть Тиран усмехнулся. Его собственный рот тоже решил было податься в дезертиры, но Бреслау быстро напомнил мерзавцу, кто здесь командир.

— Невозможное — это моя работа, сэр.

IV

— Хочешь получить серьги? — спросил Вьяса Горакша-натх.

И добавил тоном, который при должном воображении можно было назвать радушным:

— Проси, я не откажу.

Внизу текла река, едкая как желчь.

— Оставь серьги себе, — Кешаб Чайтанья присел напротив, прямо на голую землю. Скрестил ноги, уронил руки на бёдра: — Я знаю, ты никому не отказываешь в серьгах.

— Хочешь сказать, я похож на шлюху? Она тоже никому не отказывает. Распутство — грех. С другой стороны, снизойти к просящему — добродетель. Ты желаешь философского диспута?

— Нет.

— Значит, ты не за серьгами. Не за диспутом. Полагаю, что путь йогина тебя тоже не манит. Зачем ты здесь, антис? Много лет я ходил за вами, размахивая плошкой для подаяний, и никто из вас, могучих, не снизошёл к просящему. Теперь я сижу на месте, а ты пришёл ко мне. Должна быть причина, вне сомнений, должна. Ты уверовал?

Они были похожи: прославленный антис из Совета антисов и скромный йогин из ордена натхов. Два брамайна: смуглые, тощие, жилистые. Гривы спутанных волос падают на плечи. Всей одежды — набедренные повязки, прикрывающие срам. Только гуру не вышел ростом, а Злюка Кешаб уродился великаном с конечностями, длинноватыми даже для его габаритов. Поэтому в любой компании Кешаб предпочитал сидеть.

— Нет, — повторил Кешаб. — Не думаю, что когда-нибудь смогу поверить, будто я — божественная аватара. Глянешь с утра в зеркало, в особенности после хорошей пьянки, и вся вера улетучивается в атмосферу. Ты видел меня по утрам, гуру?

Горакша-натх улыбнулся:

— К счастью, нет. Но я видел себя, этого мне достаточно. И не называй меня гуру. Ты не мой ученик, между нами нет отношений наставника и последователя. Вот тебе кружка.

Он протянул антису мятую жестяную кружку:

— Внизу река. Спустись к реке, принеси мне реку.

— Воду, — поправил Кешаб. — Не советую пить эту воду, она грязная. Я принесу тебе бутыль минералки.

— Реку. Принеси мне реку.

— В кружке?

— Если хочешь, в ладонях. Я не брезглив.

— Остроумно, Вьяса-джи. В высшей степени остроумно. Теперь я по идее обязан напомнить, что река в кружку не поместится. А ты произнесёшь сентенцию, подходящую к случаю. Я, кажется, говорил, что не интересуюсь диспутами?

Йогин наклонился вперёд: