– Брат Ян, ты очнулся? Какая благая весть! – в комнату с тазом и полотенцем вошла одна из старших сестер, в черных бесформенных одеждах, но с неизменно ласковым, расчерченным хитросплетениями морщин, лицом. Его коробило, когда к его имени приставляют «брат», но к счастью таких было подавляющее меньшинство: Антонина и Екатерина. Осталось припомнить, как зовут эту. Видимо, у него все на лице было написано, раз тетушка сжалилась, – Я – сестра Екатерина. После тяжелой болезни не исключены провалы в памяти, но все восстановится. Пока же пришло время омовения, и коли ты в сознании, я буду тебе очень благодарна за помощь. Ты хоть и скинул в весе за долгое время болезни, все одно ворочать тебя нелегко. Заодно и судно поможешь подставить.
Судно?! Вот черт! Самое унизительное для мужчины признавать свою полнейшую беспомощность!
– Погодите, – прохрипел Ян. Ему пришлось прокашляться, чтобы вернуть голосу звук. – Давайте по порядку. Где я?
Сестра Екатерина уселась на стул в изножье его кровати, приготовившись отвечать на его вопросы.
– В комнате монастырской гостиницы. – На поднятые брови мужчины она продолжила, – в нашем монастыре есть четыре комнаты для паломников, которые приезжаю к нам на несколько дней. Сестра София обнаружила тебя в бессознательном состоянии в вагончике, и мы перенесли тебя в свободный номер, чтобы в стенах храма Божьего да с Его помощью ты смог избавиться от недуга своего.
– Как долго я был без сознания?
– Четвертая неделя началась. – На этот раз брови Яна взлетели еще выше. – У тебя был сильный жар, тебя всего лихорадило. Бес, вселившийся в твое тело, не желал покидать его без души твоей. Но в стенах священного храма, где неустанные молитвы сестер за спасение твое пелись денно и нощно, он проиграл неравную битву и сгинул прочь.
О, все понятно!
– Премного благодарен, – сухо отозвался Ян. Вот зачем так драматизировать? Нельзя ли как-то попроще сказать, что он тупо болел? Нет ведь, надо приплести сюда еще и нечисть! – Раз уж я пришел в себя, то могу самостоятельно помыться и… все остальное. Только покажите мне, где душ?
– У нас нет душа, брат мой, – для достоверности своих слов, тетушка покачала головой. – Сюда не проведена вода. Мы с сестрами набираем воду из колодца для готовки, омовений и уборки нечистот.
– Почему нет? – теперь его брови сошлись на переносице. Он никак не мог поверить, что в век развитых технологий в здание элементарно не проведены водопровод и канализация.
– Такова воля Божья.
Ах, ну да, конечно!
– Коли в тебе достаточно сил, брат Ян, я предоставлю совершить ежеутренний обряд омовения самостоятельно, а я пока схожу за мясным бульоном для тебя, – сказав это, сестра Екатерина вытащила чистое судно из-под койки, оставила таз с полотенцем и ретировалась.
Ростовских с трудом сел, преодолевая слабость во всем теле. Теплая вода в тазу приятно пахла мятой. Он снял нательное хлопковое белье и привел себя в порядок. Пока мылся, осознал весь масштаб ухода за ним: зимой, по холоду, женщины таскали тяжелые ведра со студеной водой, грели ее для того, чтоб его помыть. Каким-то образом умудрялись его, бесчувственного, каждый раз раздеть и одеть. Кормили, поили, выхаживали, да еще и молились. Ян проникся искренней благодарностью к этим старушкам, которые не отправили его в ближайшую больницу на волю судьбы, а приняли под свой кров и боролись за его жизнь.
Закончив, он рухнул на кровать, потратив все силы на этот несложный ритуал. Глаза слипались, когда вернулась сестра Екатерина и буквально заставила его выпить горячий мясной бульон. Ян чистосердечно поблагодарил эту немного фанатичную, но добрую и заботливую старушку, и вырубился.
Когда он проснулся в следующий раз, на стуле сидела София и читала. Он вспомни невероятно чувственные сны о девушке, яркие и живые. А один особенно запомнился своей реалистичностью… но нет, не мог быть он явью! Ничем не выдавая своего пробуждения, он любовался ее чистой невинной красотой. Словно почувствовав его взгляд на себе, она подняла на него глаза, и радостная улыбка осветила ее ангельское лицо, обнажив ряд ровных зубов под умопомрачительно-полными губами.
– С пробуждением, Ян! Как вы себя чувствуете? – грудным, немного с хрипотцой голосом от долгого молчания спросила она.
– Смятенно, – честно признался он, – мне не дает покоя мысль, что и ты во всех подробностях ухаживала за мной, как за неподвижным тяжелобольным, – выдал он другую мучавшую его мысль. Девушка посмотрела на него в упор без капли смущения: