Верейский пожал плечами и опять замолчал. Он вообще отличался немногословием, неторопливостью, и способностью часами неподвижно лежать в засаде в ожидании возможности сделать единственный верный выстрел. А промахов он вообще не знал, прослыв лучшим стрелком во всей учебной дружине, а не только в их полусотне.
Ожидаемая каверза случилась к вечеру, как только сделали короткую остановку для приготовления ужина. Потом ночной переход, и к утру вот она, Коломна. Да и удобнее поздней осенью по ночам ходить, когда лёгким морозцем подсушивает дневную грязь. Слава богу, не разверзлись ещё в этом году хляби небесные, но набежавшая тучка нет-нет, да брызнет мелкой моросью. Совсем чуть-чуть, но ноги уже разъезжаются.
Конники выскочили от леса. Десятка три на первый взгляд, все в тяжёлой броне, где поверх кольчуги толстая чешуя и зерцало, закрывающее грудь и живот. И набирают разбег для таранного копейного удара.
Дело Маментию знакомое и привычное. Учёбу по отражению удара тяжёлой конницы в учебной дружине дают с особым тщанием, различая противника на обычную кованную рать и лыцарскую конницу по немецкому образцу.
– Чеснок кидай!
У каждого в поясном подсумке по десятку железных колючек, что при падении всегда выставляют вверх острый шип. Вроде бы немного, но десяток новиков враз сотней впереди себя засеивает. Пара-тройка точно налетит, может и больше, а это уже убыток в силе противнику, да и другим помешают.
– Отойти за возок!
Не ахти какая защита, но умный конь от преграды отпрянет, пойдёт в сторону, давая стрелку время на лишний выстрел. Главная защита десятка – высочайшая скорострельность и способность самих стрелков бить без промаха.
– Разобрать цели!
Сами пищали уже заряжены и теперь осталось только потянуть рычаг, сжимая пружину колесцового замка.
– Взводи!
Вот сейчас и решится, каверза ли это от старшего десятника Петрищева, или в самом деле лихие людишки вдруг вознамерились пощупать за мошну жидовинских купчишек. Ежели свои, то увидев правильное приготовление к бою, отвернут и после опознания присоединятся к ужину со своими харчами. А ежели чужие, то…
Конники опустили копья к удару и не собирались сбавлять скорость. А вот они пересекли невидимую черту, отделяющую своих от чужих.
– Огонь! – скомандовал Маментий, и сам потянул спусковой крючок. – Стрелять по готовности!
Приклад толкнулся в плечо отдачей, и конный, в которого целился Бартош, вылетел из седла. Длинная пуля с железным колпачком пробивает любые доспехи, а уж если как сейчас попадает в личину шелома… Теперь пищаль к ноге, и рука привычно тянет из перевязи новых заряд. Скусить с той стороны, где окрашено красным. Порох в ствол, затем пулю туда же вместе с бумажкой, прибить шомполом. Шомпол на место, теперь поднять пищаль и потянуть два рычага – правый взводит колесцовый замок, а левый отсыпает на полку затравочный порох из сменной шкатулки, рассчитанной на двадцать выстрелов. И снова в плечо отдача. Шесть выстрелов в минуту! За меньшее чёртов старший десятник Лука Мудищев душу наизнанку вывернет и со свету сживёт.
И закончились внезапно тати, как их и не было никогда. Лишь последнего, уже поворотившего коня и удирающего, снял пулей в спину не знающий промахов Петька Верейский. Вот в тати только дурней берут, али где ещё дурнее встречаются? Гнал бы не останавливаясь и не разворачиваясь, глядишь и утёк бы на скорости. Теперь вот лежи тут дохлый, скотина разбойная!
– Примкнуть штыки!
Пехотный меч, что на поясе, при нужде крепится под стволом и не мешает стрелять, и в этом случае именуется штыком.
– Вперёд, господа новики! Полная зачистка!
Глава 4
Год второй от обретения Беловодья.
В Коломне царила непонятная суматоха, но появление десятка хорошо вооружённых верховых с заводными конями и тяжело гружённым возком не осталось незамеченным. Караульные на воротах, опознав новейшие пищали, признали своих и пропустили в город без лишних вопросов, но доложили начальству о прибытии новых воев. Потому-то и принял Иван Евстафьевич без промедления и боярской спеси, которая, честно сказать, и не изжита толком.
– Кто таков? – князь Изборский оглядел Маментия с ног до головы, отчего тот поёжился. – С чем прибыл?
Впрочем, молодой вой князю понравился бравым видом. Лет немного, но чином явно уже в дружинники вышел. Пищаль опять же новейшая за спиной, а их кому попало не выдают.
– Временный десятник учебной дружины Маментий Бартош! – последовал чёткий доклад, после чего в руках появилась пятнистая шапка беловодского образца. – Вот, господин полководец левой руки!
– Что, опять?
– Старший десятник Лукьян Петрищев приказал передать лично в руки.
Князь Иван Евграфович шумно задышал, гневно раздувая ноздри, и рявкнул: