Отшельник 2

– Пусть твой старший десятник себе в гузно эту шапку затолкает! Повадились, сукины дети, каждый месяц сюда гонцов с шапками слать, скоморохи бляжьи! Мне что, больше заняться нечем, как в ваших игрищах учебных участвовать? Дай сюда! – князь выдернул злополучную шапку из рук Маментия и бросил перед собой на стол. Взял из стаканчика перо, обмакнул в чернильницу и написал что-то на подкладке беловодской скорописью. Бартош издали смог увидеть только буквицы Х и Й. Среднюю не разглядел. – Забирай! Отдашь своему… Хотя погоди!

Полководец левой руки встал из-за стола и прошёлся по светлицы, погружённый в ведомые только ему одному раздумья. Маментий молчал.

– Ага, вот какое дело, господин десятник…

– Временный десятник.

– А вот и хренушки! Я ведь тоже шутки шутить умею. Так что отныне ты, Маментий Бартош, полноправный десятник в особой стрелецкой сотне Нижегородского пешего полка. Самой сотни, правда, нету ещё, но и хер с ней. Подчиняешься мне одному, а твой десяток будет для особых поручений. Потом скажу каких. Всё ясно, десятник?

– Ничего не ясно, господин полководец левой руки.

– На войну пойдём, понял? Давеча в Смоленске очередной бунт супротив Литвы подняли, ну и вот… Самих литвинов, понятное дело, в Днепре притопили, а потом собрали городское Вече, да постановили пойти под руку государя-кесаря Иоанна Васильевича. Государь народное волеизъявление милостиво одобрил, после чего повелел взять Смоленск под защиту от любых татей. Сам понимаешь, ныне каждый человек на счету, а тут целый десяток с новейшими пищалями. У меня на четыре полка едва сотня таких наберётся.

– А как же учебная дружина? – уточнил Маментий, ошалевший от нечаянно свалившегося повышения.

– Я им отпишу, не беспокойся. Новиков своих тоже поздравь чином дружинника с соответствующим окладом денежного содержания. Ты погоди чуток, я сейчас приказ надиктую и печать приложу, князь звякнул в колокольчик. – Прохор, писаря ко мне срочно!

Маментий ждал, и лишь когда получил в руки украшенный печатью бумажный свиток, позволил себе задать вопрос:

– А с добычей что делать, господин полководец левой руки?

– С какой ещё добычей? – живо заинтересовался Иван Евграфович.

– Так мы по пути татей встретили, ну и пострелять чуток пришлось.

– Много?

– Татей или добычи? Ежели татей, то две с половиной дюжины, а из добычи коней взяли шестнадцать, да кобыл три штуки, да двух меринов. Брони и прочее железо в возке, а ещё на лихих людишках серебра нашли изрядно. Новым счётом считать, так на четыреста тридцать рублей без семи копеек.

– Однако! – удивился немалому кушу князь Изборский. – Они что, свою казну так на себе и носили?

– Того не ведаю, – пожал плечами Маментий, но спохватился. – Не могу знать!

– Оно и без надобности, знание это, – согласился Иван Евграфович и огласил решение. – Коней себе оставьте, их потом оценят и стоимость вам оплатят. Из броней заберите что приглянется, а остальное да оружие примут в казну. Но не обессудь, полной стоимости не получите, хотя и не обидят. Со сданного да с коней десятая часть государю, десятая в полковую казну, десятая в войсковую. Тако же и с серебром, но тебе, как десятнику, двойная доля против обычной.

– Так это же…

– Не надейся, так будет не всегда. Во время войны государю отходит треть, да полку треть, да войску десятая часть.

Маментий мысленно подсчитал, по скольку из нынешней добычи придётся каждому из десятка, и присвистнул уже вслух. Тут же смутился:

– Прошу простить, господин полководец левой руки.

– Пустое, – отмахнулся князь. – Я сам охренел, когда в первый раз про такое услышал. Ладно, десятник, иди уже. Вот прямо сейчас и иди к младшему наместнику городовой службы Хомякову, он у нас трофеями занимается.

– Чем? – переспросил Маментий.

– Господи, да чему вас там в этих учебных дружинах учат, если главного не знаете? Прохор, проводи господина десятника Бартоша с нашему Хомяку, да побудь там немного, чтобы эта морда вьюношу не объегорила.

Напоследок, видя расположение князя и его хорошее настроение, Маментий попросил:

– А нельзя ли мою долю как в Москву отправить. Я же на всём готовом, а вот детям…

– Чьим? – вопросительно вскинул брови Иван Евграфович.

– Моим, – смущённо признался Маментий.

– Так ты же… И что, много у тебя детей?

– Двое. Приёмные.

– Понятно. А где они сейчас, ежели ты на службе?

– Сын Петька в государевы соученики и однокашники определён, а дочка при боярыне Полине Дмитриевне пока пребывает.

– Высоко летаешь, господин десятник, – хмыкнул князь Изборский. – Но в таком случае зачем им сейчас твои деньги?

– Да мало ли? На войну иду, не на гульбище. А так всё в семье будет, что бы ни случилось. Доли, думаю, даже на приданое хватит.

– Видишь, Прохор, – сказал Иван Евграфович пребывающему при нём помощнику с серебряной звездой младшего полковника на воронёном наплечнике. – О семье думает десятник, а ты, как чуть в кошеле зазвенело, всё на девок непотребных норовишь потратить.

– Так у него же дети! – Прохор сделал непонимающее лицо. – Дети, это святое! У меня-то они откуда?

– Допустим, откуда они берутся мы все знаем.