Отшельник 2

Оплеуха заставила противоборствующие литвинские партии отложить выяснение отношений до лучших времён. Не примириться, об этом и речи не шло, но ополчиться против общего врага под единым… нет, не под единым знаменем, с этим сложно, но под единым лозунгом – «Это наш Смоленск, и мы сами хотим его грабить!». Вслух, конечно, не произносили, но подразумевали.

Объявлением войны решили пренебречь, так как не смогли выяснить, кто именно имеет право её объявлять. По той же причине не была принята идея общего командования. Оно ведь как… сегодня человек командует объединённым войском, завтра все привыкают к его главенству, а послезавтра он заявляет о своём Великом Княжении как о свершившемся факте. Как такое можно допустить?

Войска полководца левой руки князя Изборского успели войти в Смоленск задолго до того, как туда заявились горящие мщением литвины, чьи полки наполовину состояли из поляков, на четверть из венгров, и ещё на четверть из наёмной немецко-итальянской пехоты. На артиллерию у «освободителей» денег не хватило, да и не доверяли многие бесовскому изобретению, изрыгающему вонючий дым и издающему оглушительный грохот, от которого шарахаются кони лучшей в мире кавалерии. Разумеется, венгры считали лучшей конницей свою, поляки свою, а хмурые немцы ненавидели любую кавалерию. Жизнерадостные и слегка, но всегда пьяные итальянцы с мнением не определились.

Причин у столь быстрого появления русских войск в Смоленске было несколько. Не стоит даже упоминания высочайшая скорость пеших маршей, тут дело в другом. Во-первых, Иван Евграфович получил приказ на выдвижение к Смоленску за неделю до начала восстания против литвинов, а сам поход начался за день до городского Веча, в правильном решении которого не было ни малейший сомнений. Во-вторых, на всём пути следования ещё летом через каждые сорок вёрст были поставлены временные лагеря с отапливаемыми казармами, съестными припасами для людей и лошадей.

Ну да, Нижегородский пехотный полк, Коломенский пехотный полк и шесть сотен Звенигородского пехотного полка имели в своём составе в общей сложности полторы тысячи лошадей. Тут и артиллерийские упряжки трёхфунтовых единорогов беловодского образца, и сотня лёгкой конницы для разведки и охранения в каждом полку, и обозы.

Обозов этих, хоть и шли налегке, набралось изрядно. Полковая кузница нужна? Несомненно! Сотенный оружейный мастер по огнестрелу нужен? Обязательно, и его хозяйство занимает не одну, и даже не две повозки. А ещё лекари, ведь сейчас без лекарей даже татары в набег не ходят. Ну… то есть, настоящие которые татары, а не бегающие от императора Касима по степи дикие кочевники.

Кстати, о кочевниках и не только о них… Десятку Маментия Бартоша была поставлена задача обеспечить огневую поддержку двум татарским сотням, отправляющимся на новую границу с Литвой. Дела простые и ясные – не допустить насильного увода мирного населения и перехватить людоловские шайки литвинских и польских шляхтичей. Время смутное, крестьяне вроде как ничьи, и нашлось немало охотников пополнить свои имения новыми рабочими руками.

Одну такую деревеньку нашли по густому дыму, поднявшемуся выше леса. Татарский сотник Карим, давний знакомец Маментия, принюхался и уверенно заявил:

– Хаты жгут. И людей.

– Как это? – не понял Бартош.

Сотник пожал плечами и уточнил:

– Тебе пленные нужны, или всех рубим?

Пленных взять хотелось. Никогда же никого не брал в плен, а раньше, как говорят, на этом можно было заработать неплохие деньги. Понятно, что набольшему начальству уходило почти всё, но и оставшегося хватало на пару месяцев безбедной жизни. Латыняне, по слухам, вообще с самого Папы Римского несколько раз выкуп брали.

Вернувшийся передовой дозор доложил, что противника в деревне мало, десятка два от силы, и Маментий выдвинул предложение:

– Слушай, Карим, а если мне обойти и сесть в засаду, а вы на нас погоните?

Татарин прищурился и пригрозил пальцем:

– Э-э-э, бачка! Был урус больной башка, стал урус хитрый башка! Вы татей перебьёте, тогда и добыча ваша? Несправедливо, десятник.

– Да что вам там делить на две сотни, Карим?

– Не скажи, там одного железа пуда три наберётся, если дозорные правильно углядели.

Маментий огляделся по сторонам, чтобы никто случайно не услышал, и зашептал на ухо:

– Есть бутылка из прозрачного мягкого стекла беловодской работы, и беловодское же огниво «Сверчок» красной мягкой кости. Стоит это трёх пудов железа?

Карим молча боролся с искушением, но было видно, что искушение побеждает. Союзникам государь-кесарь платит щедро, в месяц каждому по прутку великолепного железа весом в четыре московских гривны, и государева доля в добыче всего в одну десятую часть. Но с другой стороны, предлагаемые Маментием редкости стоили в два раза больше, чем обе сотни получают за целую неделю. Особенно огниво, за которое тайные огнепоклонники персы готовы заложить душу вдобавок к золоту и серебру. Правда, с персами в Смоленске… Так ведь можно же подождать и продать в Казани, Касимове или Хаджи-Тархане.