Потом стало ещё хуже – обычно безропотные сервы, в приличных государствах не вмешивающиеся в войны благородных людей и наблюдающие за ними с покорной опаской, воспротивились справедливому желанию христолюбивого воинства накормить армию. Мало того, они взялись за топоры и вилы. Вроде бы смешно – деревянные вилы и грубая поделка из дрянного железа мало чем угрожают хорошо защищённому доспехами воину, но ведь у подлых людишек и приёмы подлые. То волчью яму с острыми кольями на дне устроят, то прорубей на льду набьют, то по пути снег медвежьей желчью попятнают. Последнее хуже всего – из-за взбесившихся коней в отряде барона фон Рихтгофена погибло четверо, и ещё один сломал обе ноги, после чего пришлось проявить милосердие, тогда как в волчьей яме убилось всего двое человек, да и тех давно нужно было повесить за воровство у боевых товарищей.
А недавно стало совсем страшно, хотя барон в этом никому бы не признался, разве что самому себе, да и то после пары кубков подогретого вина с пряностями. Только нет у Манфреда фон Рихтгофена ни вина, ни кубков приличных, ни денег для их покупки. Пряностей есть немного, но то для конины, чтоб хоть чуть-чуть перебить мерзкий запах павшей от бескормицы скотины.
– Стало быть, ваша милость, всех накормили! – радостно завопил раздававший конину кнехт и отвлёк барона от тяжёлых раздумий. – Изволите откушать?
Барон милостиво кивнул:
– Подавай.
Ещё покойный папаша – пьяница, мот, бабник и игрок, но тем не менее опытный вояка, учил Манфреда полезным на войне мелочам. В том числе и привил привычку есть самому только после того, так все люди накормлены, и никто с голодной ненавистью не глядит в спину чавкающему командиру. И сам целее будешь, и в отряде появится понимание того, что предводитель их ценит и о них заботится. Пусть это и неправда, но если сброду висельников хочется так думать…
– Извольте, ваша милость, – кнехт собрался поставить на походный столик перед бароном глиняную тарелку с всё той же кониной, но что-то глухо стукнуло, и он вздрогнул всем телом, и молча повалился лицом в этот самый столик. Из спины старого вояки торчало чёрное древко стрелы. Или арбалетного болта, если судить по толщине.
Где караулы, чёрт возьми? Неужели эти свинские собаки проспали нападение?
– К оружию! Аларм! К оружию!
Крик барона оборвался, сменившись бульканьем и невнятным хрипом. Больше он ничего не кричал, да ничего уже и не слышал.
Глава 8
Год третий от обретения Беловодья. Где-то на льду Днепра.
– Что говоришь? – Маментий повернул голову к лежащему неподалёку в снегу Владу Басарабу. – Ничего не слышу.
– Павлин жирный, – повторил волошанин, всматриваясь в прицел беловодского самострела. – Будем брать живым, или ну его?
Бартош пригляделся. Вообще-то язык ему без надобности, да ещё скопилась злость на иноземца, расставившего усиленные и внимательные караулы, из-за чего целый час пришлось осторожно ползти по сугробам, стараясь не привлечь внимание резкими движениями. Прополз чуть-чуть, и замер… потом ещё чуть-чуть, и опять замер…
Да и о чём спрашивать оборванца в траченой молью старой лисьей шубе, сидящего около ветхого шатра с ясно различимыми заплатами? Что такого важного может знать нищий лыцарь? Разве что сообщит точное количество блох в перине ихнего короля, но Маментию это знание лишнее. Да и не за пленными их сюда послали – князь Еропка ясно дал понять, что лучший иноземец – мёртвый иноземец. Даже у благородного лыцаря можно найти что-то хорошее, но на покойнике искать как-то сподручнее.
– Иван, ответь Маментию, – Бартош нажал кнопку переговорника.
– Я слушаю, – коротко откликнулся Аксаков.
– Это хорошо, что слушаешь. Мы с Владом убираем лыцаря и его холопа, ты на всякий случай держи их в прицеле, а остальные пусть приготовят солнечных зайчиков.
Сбоку нервно и чуть слышно рассмеялся волошанин, три дня назад при первом применении светошумовых гранат едва не наделавший в портки от неожиданности. ОН и дал подаркам из далёкого Беловодья такое ласковое прозвище.
– Что ржёшь аки конь стоялый? – одёрнул дружинника десятник. – Жирный павлин твой.
– Спасибо, командир, – счастливо улыбнулся Влад. – Когда-нибудь я сына назову твоим именем.
– Да ладно уж… – слегка смутился Маментий, но аж раздулся от гордости. – Внимание всем – работаем согласно утверждённому плану, господа дружинники.
Хлопнула тетива самострела, но болт Дракула не попал в намеченную цель – за мгновение до попадания немецкого лыцаря загородил собой его боевой холоп. Иноземец поначалу глупо таращился на торчащее из спины своего слуги древко, а потом подскочил на ноги и принялся громко орать. Недолго орал, так как сам Маментий не промахнулся.
Следом раздались резкие щелчки пищалей, отправляя незадачливых караульных к их католическому чёрту. Глушители не могли полностью скрыть звук выстрела, но похожий на резкий щелчок кнута, он не был похож на обычный и привычный всем грохот огнестрельного оружия. Вот дым слегка выдавал местоположение стрелков, но когда до цели семьдесят-восемьдесят шагов доходящего до пояса снега, этим можно пренебречь.
– Вспышка!