Окрылённый таким напутствием Бартош нагрузил дружинников своего десятка полученным барахлом. Вроде бы и немного всего, но в общей сложности на каждого пуда по два дополнительного веса получилось. И ещё лыжи, о которых младший наместник городовой службы вспомнил в последнюю очередь.
– Как ты собираешься зимой без лыж воевать, господин десятник?
– Так мы одвуконь пойдём, – пояснил Маментий. – А то и третьего заводным возьмём. Нам что, коней на лыжи ставить?
Хомяков в ответ замысловато выругался, усомнившись в умственных способностях Бартоша, и тому ничего не оставалось, как получить дополнительный груз.
Год третий от обретения Беловодья. Где-то на льду Днепра.
Правоту Хомякова пришлось осознать дней через десять, когда обильные снегопады засыпали леса и поля, и даже на открытом всем ветрам днепровском льду кони с трудом пробирались по глубоким сугробам. Вот и оставили их под присмотром жителей затерявшейся в глуши деревушки, переместив груз на срубленные на скорую руку санки.
– Я как-то слышал, будто далеко на полуночь тамошние народцы в сани вместо лошадей оленей запрягают, – весело оскалился Иван Аксаков, налегке пробивающий лыжню для десятка.
– Ездовых полуночных татар они запрягают! – огрызнулся запыхавшийся Одоевский, и поправил широкую лямку на груди. – А будешь ржать, мы из тебя ездового лося сделаем.
– Оленя же, – поправил Аксаков.
– До обеда оленем будешь, а после обеда лосем.
Маментий остановил шуточную перепалку коротким окриком:
– Тихо! Дымком потянуло.
– Это от нас, – принюхался Влад Басараб. – Сами прокоптились и провоняли.
– Не, не от нас, – покачал головой Маментий. – Разве что кто-то развёл у себя под задницей костёр и жарит собственное мясо.
Иван Аксаков тоже принюхался и подтвердил:
– Конину готовят. Причём старую и померевшую своей смертью, но с перцем и мускатным орехом.
– Оголодали благородные лыцари, – усмехнулся Одоевский.
Маментий молча кивнул. Они уже несколько дней кружили вокруг растянувшейся подобно длиннющей змее крестоносной армии, и Бартош пришёл к такому же мнению. Насмотрелись всякого… Видимо, благородные лыцари понадеялись на поставки продовольствия литвинами и поляками, но и у тех и у других творился совершеннейший бардак, так что никому и в голову не пришло позаботиться о защитниках истинной веры. Самим жрать нечего, а тут ещё несколько десятков тысяч охочих до чужих харчей рыл… Да, кое-где сделали запасы, но ни к чему хорошему такая запасливость не привела.
Ну и что теперь делать? Серебро с золотом жрать не станешь! До настоящего голода ещё не дошло – опытные в деле войны крестоносцы везли с собой изрядные обозы, но и они никак не рассчитывали на наличие прорвы голодных ртов. Пока перебивались охотой, разграблением подвернувшихся под руку деревенек и разделкой на мясо павших от жутких морозов лошадей, но голодуха медленно и неуклонно приближалась с каждым днём.
В одном из донесений князю Изборскому десятник даже высказал предложение не трогать иноземное воинство и просто подождать, пока то не передохнет естественным образом, на что получил строгую отповедь. Иван Евграфович в ответе матерно спросил – чувствует ли десятник особого назначения Маментий Бартош ответственность за десятки сожжённых деревень, и не мешает ли ему полоска на правом плече? Усовестил и поставил на место, так сказать.
– Дмитрий, Иван, давайте в разведку.
– Языка возьмите, – оживился Дракул, исполнявший обязанности походного допросчика. – Самого говорливого выберите.
– Вчера выбрали, – ухмыльнулся Одоевский. – А толку?
Ну да, вчера утром Иван притащил на аркане жирного гуся с павлиньими перьями на шлеме, но тот не понимал ни одного из известных дружинникам наречий. Пытались говорить с ним и на польском, и на латыни, и на татарском, и на венгерском, да только всё без толку. Так и помер бедолага, не в силах преодолеть собственную необразованность и дремучесть. Истину говорят, что ученье свет, а неученье тьма.
– Будет тебе жирный язык, – пообещал Иван.
Однако пожеланиям Влада не суждено было сбыться – примерно через час из переговорника послышался удивлённый голос Аксакова:
– Представляешь, командир, к ним и не подобраться. Сторожатся крепко, будто их тоже Лука Мудищев в учебной дружине гонял. Что делать будем?
Маментий глянул на солнце, почти коснувшееся леса, и ответил:
– Один пусть остаётся, а второй нам дорогу покажет. Действуем привычным путём, но вы там пару растяжек поставьте, да и довольно с них пока.
Год третий от обретения Беловодья. Там же и в то же время.
– Довольно с них, – Манфред фон Рихтгофен, наблюдающий за кнехтом, раскладывающим по деревянным блюдам куски запечённой на углях конины, махнул рукой. – Они и этого не заслужили.
– Яволь, господин барон! – вытянулся кнехт и рявкнул на очередного получателя мясной порции. – Давай свою деревяшку, собака ты свиноподобная, вымоченная в свином дерьме и облизанная дохлыми собаками!