Маментий не узнал дружинника по голосу, но опустил самострел, зажал уши руками, и ткнулся лицом в сугроб. К солнечным зайчикам нужно относиться с должным уважением!
Светошумовые гранаты рванули среди лошадей крестоносного воинства, привязанных к вбитым в лёд железным колышкам походной коновязи, и взбесившийся табун попросту стоптал своих хозяев в паническом бегстве. Следом за конями побежали и сами крестоносцы, кто был способен это сделать. Где-то десяток из неполной сотни был затоптан конями насмерть, человек пять провалились в собственноручно пробитые для водопоя полыньи, ещё пятеро ослепли от вспышки и пытались убежать на четвереньках, ощупывая снег перед собой руками, часть караульных перестреляли из пищалей…
– Славная охота, командир! – Влад Басараб поднялся во весь рост, держа наготове заряженный самострел. – Догонять будем, или чёрт с ними?
Бартош задумался. В прошлый раз они три дня кружили вокруг убегающего отряда крестоносцев пока не вырубили их вчистую. Но там и народу было всего полсотни. А потом пришлось уносить ноги, столкнувшись с целой тысячей. Ушли от превосходящего силой супостата налегке, бросив самую тяжёлую часть добычи. Нет, увлекаться явно не стоит.
– Добейте подранков, – сказал Маментий в переговорник. – Преследовать не станем, сбор через полчаса возле большого шатра.
– Статуй делать будем? – откликнулся Иван Аксаков.
– Обязательно!
Спустя два дня. Там же.
– Это же дикари, Отто! Кровожадные дикари! – граф Зигфрид фон Гейзенау осматривал открывшуюся взору композицию и не находил себе места от злости. – Разве так можно делать с людьми?
Его двоюродный брат, барон Оттон фон Вестфален, невозмутимо пожал плечами и ответил вопросом:
– А ты помнишь, Зигги, как мы веселились во Фландрии и Брабанте пять лет назад?
– Помню, и что?
– Так мы делали то же самое, если не больше. Тем более бедолагу Манфреда посадили на кол уже мёртвого, а мы сажали живых.
– Ты не понимаешь, это другое! – со злостью сплюнул граф Гейзенау. – Там были сервы и вилланы, а бедняга Фред всё же полноправный барон. Благородных людей нельзя сажать на кол!
Барон фон Вестфален сильно недолюбливал изрядно задолжавшего ему покойного Рихтгофена и вообще-то был не согласен с двоюродным братцем. Несостоятельных должников, пусть даже они бароны с родословной от первых крестовых походов, нужно обязательно сажать на кол, желательно живьём.
Вслух, разумеется, он этого не сказал – хоть и дальний, но всё-таки родственник. На остальных вообще наплевать, хотя нужно отдать должное московитам, устроившим затейливую скульптурную композицию. Оказывается, не такие уж они и дикари, если понимают в искусстве.
Граф фон Гейзенау же отвратительное зрелище считать искусством категорически отказывался. Скорее, насмешкой над старинными обычаями европейского боевого товарищества и крепкой мужской дружбы. Неведомый скульптор, используя воду, лёд, несколько палок и трупы крестоносцев, изобразил аллегорию на библейский сюжет о Содоме и Гоморре, причём покойников раздели донага и поставили в соответствующие позы.
– Снимите барона, – скомандовал граф Зигфрид своим людям. – Отто, выделите кого-нибудь, чтобы сопроводили покойного в родной замок и проследили за достойным погребением. Сотню флоринов на похороны я дам.
Оттон фон Вестфален в удивлении округлил глаза. За такие деньги он был готов лично сопровождать покойника куда угодно с отданием соответствующих почестей. А если в самом деле…
– Зигги, ты же знаешь, что я почти любил нашего славного Манфреда, и готов сам сопровождать его. Я даже готов пожертвовать будущей славой!
Граф ответить не успел, так как в это самое время снимающие барона фон Рихтгофена кнехты задели едва видимые проволочки растяжек. Послышались негромкие хлопки и шипение, после чего повалил густой, но приятный по запаху дым, содержащий неизвестное нынешней науке вещество.
– Я хочу выпить твою кровь! – услышал граф Зигфрид и резко обернулся. На него смотрело чудовище с окровавленными клыками, облизывающее губы раздвоенным языком.
Барон фон Вестфален, которого не задело облаком дыма, так и не понял, почему двоюродный братец вдруг вытащил меч и воткнул ему в живот. Оттон молча повалился с коня, а вторым ударом граф срубил его оруженосца, стараясь попасть точно в свиной пятачок, внезапно появившийся несомненно дьявольским попущением.
– Сожрите его мозги! Заорала какая-то цапля с железным клювом и светящимися глазами. – Он охотился на меня с соколами!
– Отомстим убийце цапель! – подхватил восседающий на огромном барсуке скелет в тройной папской тиаре. – Дарую полное отпущение грехов за голову убийцы цапель! Патор ностер и мать вашу!