– Да хоть целую кондотту бери на свой выбор. Всё равно их убьют что здесь, что там, так что никакой разницы где они сдохнут…
– Ещё раз повторю, Пьетро, не спеши меня хоронить. Господь защитит своих верных слуг.
А через четыре дня кардинал Колонна убедился в правоте проклятого венецианского богохульника. Растерянно оглядываясь по сторонам, он спрашивал у молодого кривоногого московита, морщась от боли в связанных за спиной руках:
– Зачем вы убили моих людей? Они ничего не успели вам сделать. Мы ехали на переговоры!
Московит усмехнулся, прищурил глаз, будто прицеливался, и ответил на неожиданно хорошей латыни:
– Неужели господь не примет всех, и не отличит правых от виноватых?
– Чего ты с ним вошкаешься, Влад? – окликнул Басараба Иван Аксаков.
– Так жирный павлин, – объяснил волошанин. – Важная птица, и говорит, будто на переговоры едет. Надо бы к Ивану Евграфовичу в Смоленск доставить.
– Охота этого борова на себе по снегам тащить? В нём же всяко пудов восемь будет.
– Ежели не кормить по дороге, то к Смоленску похудает, – рассудил Влад и обернулся за поддержкой к Маментию.
Тот почесал покрытый мягким пушком подбородок и кивнул:
– Забираем, авось пригодится.
Год третий от обретения Беловодья. Смоленск.
Хомяков, поднявшийся в чине до наместника городовой службы, бухнул на стол мешок с монетами:
– Бери, десятник, авось в дороге серебро пригодится. Понимаю, что с распиской удобнее, но хоть чуть-чуть серебра при себе иметь нужно – ты же важную птицу повезёшь к самому государю-кесарю, так что изволь соответствовать. А то, понимаешь, взяли привычку кардиналов голодом морить.
– Что сами ели, то и ему давали, – насупился Маментий. – Вяленая конина и гречка с салом. Кто виноват, что он нос воротил целых два дня? Потом набросился с голодухи, набил брюхо, да и поносило его до самого Смоленска.
– Да разве я в укор? – засмеялся Хомяков. – Мог бы вообще попоститься, заодно бы и святости себе добавил.
– В нём той святости пудов восемь, куда уж больше?
– Да, больше и не надо, – согласился наместник. – Тебе его ещё до самой Москвы тащить.
– Иван Евграфович про возок говорил. И про сопровождение, – напомнил Бартош, которому очень не хотелось везти упитанного кардинала верхом. – Как насчёт возка, господин наместник городовой службы?
– Давай без чинов, – отмахнулся Хомяков. – Ты же лет на десять младше моих внуков, так что зови меня просто Сергеем Николаевичем. Договорились?
– Договорились, – немного неуверенно согласился Маментий, прекрасно запомнивший как ближник князя Изборского младший полковник Прохор Ефимович называл тогда ещё младшего наместника совсем другим именем.
Хомяков, увидев эту заминку, опять рассмеялся:
– Ты про Прохора вспомнил и как он меня Евстафием Демидовичем величал? Забей, он и свои-то имена плохо запоминает, чужие тем более. Сам посуди – в Сербии он был Радованом, в Приднестровье Семёном, в Анголе Карлосом, на Кубе… нет, разве что на Кубе был Петром, а как в Венесуэле под обстрел попал и ноги оторвало…
– Кому оторвало?
– Да Прохору же. Или мы про кого-то другого говорим?
– Нет, про него, – покачал головой Маментий. – Только как же ноги оторвало, ежели у него обе на месте?
– Про Беловодье и тамошнего князя слышал когда-нибудь? Ага, вижу что слышал. Так мы с ним вместе когда-то службу начинали, вот он и поспособствовал. Хрена ли ноги, он вообще кое-кого почти с того света вытаскивал. И ничего, опять вот служим.
– А кто ещё? – затаив дыхание от прикосновения к великой тайне спросил Бартош.
– Не по твоей должности знание, – вдруг построжел лицом Хомяков. – То есть, не по твоему чину. Вот дорастёшь хотя бы до сотника военной службы… Впрочем, ты же в Москву едешь, а там иначе рассудить могут. В любом случае, Маментий, давай дуй в столицу. Деньги я тебе все выдал? Ах да, командировочные ещё положены на твой десяток, – наместник городовой службы что-то уточнил в устрашающего вида книге и бросил на стол ещё один мешочек, но уже поменьше. – Забирай. Тут на представительские расходы, на содержание посланника, самим на прокорм, надбавка за важность миссии, зимний коэффициент… В общем, друг мой Маментий, с учётом добычи у вас денег столько, что каждый сможет купить себе неплохую вотчину в прямой видимости от Кремля. Кстати, покупать категорически не советую.
– Почему?
Хомяков улыбнулся и подмигнул:
– Да тут и козе понятно! Грядут другие времена, друг мой, и эксплуатация человека человеком выходит из моды. Служить государству становится и выгодней и почётней. Ты вот уже сколько на службе добычей взял?
Маментий задумался, подсчитывая полученную долю. По всему выходило, что доход с трёх месяцев войны намного превосходил подати с какого-нибудь удельного княжества, причём в несколько раз и звонкой монетой, а не зерном или мехами.
– Но ведь война не каждый день, Сергей Николаевич.
– Ты так думаешь? – удивлённо спросил Хомяков. – Ты заблуждаешься. Весь мир боится нашей огромности, и времена, когда Россия ни с кем не воюет, наступят разве что в фантастических романах.
– Где наступят?