Отшельник

– Вы должны дать мне ключ, – заявил Эммануэль Палабрас, сидящий с двумя девицами. Голос у него почти как у Рауля, когда тот пьян.

Эрхард широко улыбнулся, скрывая замешательство. Он не знал, что сказать.

– Не забывайте, Настройщик, квартира-то моя.

– Так заселяйтесь этажом ниже.

– Я надеялся, что вы поведете себя немного дружелюбнее.

– А я надеялся пожить в мире и покое. Спасибо за вечеринку, но я предпочитаю жить дома, а не в ночном клубе.

– Значит, не дадите ключ? Чарлз, скажи ему что-нибудь.

Но Чарлз ничего не сказал. У него на коленях сидела девица, похожая на куклу чревовещателя, и пила красное вино.

– Это моя квартира.

– А мне важно знать, что я у себя дома. Мне не нравится, что вы приходите и уходите. Дело не в вас, дело… – «Хм, в чем же? В том, чтобы чувствовать себя в безопасности…»

– Я ведь могу заказать у слесаря запасной комплект, – не сдавался Палабрас. – Он сделает все, о чем я его попрошу.

– Жаль, что никто кроме меня не способен удержать вас в узде!

Эммануэль Палабрас вскинул руки вверх, как будто ему надоела пустая болтовня. Эрхард гадал, будет ли он когда-нибудь чувствовать себя как дома в квартире Рауля, или она навсегда останется своего рода ничейной территорией. Наверное, «дом» – такое место, где можно побыть одному, в единственном числе. А старший Палабрас считает, что может являться сюда всякий раз, как ему заблагорассудится. Эрхард поднял бокал, произнес тост за здоровье Палабраса и одним глотком выпил дорогое – стоимостью не меньше нескольких сот евро – шампанское. Он знал, что его поведение раздражает Палабраса. С неба гроздьями падали звезды; по крайней мере, Эрхард прочел в газете, что они должны падать гроздьями. Сам он ни одной не видел, но, может быть, дело в том, что глаза у него в основном закрыты?

В два часа ночи Палабрас уже напоминал одну из своих деревянных масок. Его лицо даже смягчилось от усталости. Эрхард догадался: скорее всего, у него такой же усталый вид. Девушки-масаи перекочевали поближе к бару и пили шампанское, тихо переговариваясь непонятно о чем на своем языке; молодые люди сидели на лестнице, ведущей на балкон, и курили. Чарлз помог Палабрасу встать из кресла и отряхнул его пиджак от крошек. Эрхард посмотрел на него почти с нежностью. Чарлз благодарил Эрхарда и приказал девушкам-масаи и мужчинам прибрать и отнести бокалы в кухню. Перед тем как последовать за своими спутниками, Палабрас приподнял руку в знак прощания.

Миг – и Эрхард снова остался один. Он бы не удивился, обнаружив в кухне все на своих местах. И все же атмосфера изменилась. Вечер понедельника, но все тихо. В Корралехо тишина – недобрый признак. Тишина напоминает о безработице. Об отсутствии туристов. Он встал. Надо лечь в постель. На его брюках большое мокрое пятно – прямо в паху. Как будто кто-то вылил на него шампанское.

На следующий день он решил пойти на работу. Выйдя из подъезда, он перешел дорогу и посмотрел на черный кейс, выставленный в витрине магазина Силона. Чемоданчик с кодовым замком, который звонко щелкает, когда его открывают. Он положил в кейс книгу, коробочку для пилюль и длинный багет и захлопнул его. Силон просил тридцать евро, но Эрхард сбил цену до двенадцати. Прихватив покупку, в которую сложил свои вещи, он направился к «мерседесу». Открыл машину с брелока, сел за руль, а кейс поставил на пассажирское сиденье. Видела бы его сейчас Аннет! Она бы не поверила своим глазам. Скорее всего, решила бы, что он едет на костюмированный бал. Или приняла его за другого.

Офис «Таксинарии» современный, красочный и напоминает те, что строят в новой части Пуэрто. Чтобы войти, надо набрать код; к счастью, одна девушка из сервиса – так у них называется диспетчерская – оказалась у двери одновременно с ним и впустила его. Он шел по длинному коридору рядом с траволатором, прошел мимо тихих кабинетов и комнаты отдыха; там темно. Попытался купить кофе в автомате в коридоре, но не понял, как автомат работает. Зайдя к себе, взял бутылку воды из холодильника и развернул вчерашнюю газету, которая лежала у него на столе.

В начале девятого кто-то начал вяло двигаться в приемной. Он посмотрел сквозь щель в двери, как Ана раскладывает бумаги на столе и рыхлит землю в горшке с растением на подоконнике. Лицо у нее было грустное. Наверное, она ровесница Лене, лет тридцати пяти – и обута в большие кроссовки. Эрхарду не нравятся женщины в кроссовках; он не может себе представить, чтобы Лене их носила. В последний раз, когда он ее видел, на ней были огромные зимние сапоги из «Билки», датской сети обувных магазинов. Там Аннет покупала почти все детские вещи. Ана, видимо, привыкла к тому, что ее бросают, привыкла убирать за другими, терпеть вспышки злобы и агрессии, срывы и приставания. Она не жалуется. Эта девушка способна все пережить, но никогда не будет счастлива… Он надеялся, что ошибается.

– Буэнас, – тихо поздоровался он.

– Буэнас, – ответила Ана, не оборачиваясь, как будто заранее знала, что он у себя.

– Вы разбираетесь в машинах?

– А надо? – Ана развернулась к нему лицом. Видимо, она считает, что он хочет ее подловить.