Оглядевшись, он увидел, что на палубе никого нет. Кругом стояли краны, контейнеры, тросы, которыми контейнеры крепят к палубе. Воняло железом или даже кровью. Какое-то время Эрхард гадал, не прикусил ли он язык, но металлический запах шел от металлических частей, от старых контейнеров, от лееров. Цепи скрипели и раскачивались на ветру. Он поискал люк. Может быть, вся команда собралась в трюме? Может, смена еще не началась? Крис Джонс велел ему найти мостик. Эрхард заметил дверь под лестницей, ведущей на верхнюю палубу. Она низкая, похожая на дверь в чулан; за такой ожидаешь увидеть полки с фонарями, фалами и прочим хозяйством. Эрхард не знал морских терминов, тем более о том, что должно быть на судне. Поскольку многие его знакомые моряки, в том числе Крис Джонс, – алкоголики, наркоманы, любители пустить в ход кулаки или просто люди с придурью, он решил, что жизнь на море трудна и нагоняет тоску. Однообразие, постоянная качка, скрипучий корпус, ужасная еда, которую подают на жалких металлических подносах. Не говоря уже о том, что матросы вынуждены ютиться в тесных помещениях.
За дверью, однако, оказался не чулан, а длинный наклонный коридор. Дойдя до угла, Эрхард увидел крутую лесенку. Она вела в рулевую рубку, похожую на скворечник, посаженный на коробку без окон. Примерно это он и ожидал увидеть. Он взобрался по лесенке и заглянул в окошко двери рубки. В маленькой комнатке стояло несколько столов с большими квадратными компьютерами. Солнечный свет проникал сквозь грязные иллюминаторы вдоль одной стены; посмотрев туда, Эрхард увидел нос корабля, другие суда в гавани и даже океан. И все окутывала кофейно-коричневая дымка; даже утреннее солнце казалось утомленным. За узким столом, заваленным газетами или документами, спиной к Эрхарду сидел человек. Эрхард приоткрыл дверь. Человек за столом не обернулся. Где-то играло радио, настроенное на станцию поп-музыки.
– Доброе утро, – сказал Эрхард.
Он увидел перед собой невысокую женщину-арабку в шляпе, с длинными шелковистыми волосами. Она покосилась на ноги Эрхарда. Он вспомнил, что на нем дешевые кроссовки. Не в такой обуви подобает ходить директору. Он несколько раз обещал Эммануэлю, что купит себе новые хорошие туфли, да так и не купил.
– Вы кто такой?
– Я ищу Симао.
Женщина показала на дверь в углу:
– Он там спит. Разбудите его – все равно ему пора вставать. Через сорок пять минут отходим. – Она отвернулась и снова погрузилась в чтение.
Эрхард толкнул дверь. В помещении царил непроглядный мрак. Однако сноп света, упавший через открытую дверь, выхватил из темноты койку, на которой лежал коротышка с окладистой черной бородой. Когда Эрхард вошел, коротышка проснулся и свернулся под одеялом, как ребенок.
– Симао?
– Я не сплю, – отозвался Симао, хотя голос у него был сонный.
– Ничего подобного я не говорил! – несколько раз повторил Симао, несмотря на то что Эрхард только что сунул 200 евро в карман его изношенной рубахи. А ведь Крис Джонс уверял: за сумму больше чем сто евро Симао душу продаст. Наверное, за много лет у него накопились долги, которые он не может выплатить. Его жизнь принадлежит тем представителям мира азарта, которые сами не играют, «серым кардиналам», которые сидят в обшарпанных конторах, ворочают миллионами и не платят налогов. Из-под матраса торчала программка собачьих бегов. Эрхард ожидал увидеть плакаты на стене. Портрет подружки, ребенка или полуголых девиц в костюмах русалок. Или собак, как у Криса Джонса. Но, возможно, у Симао нет отдельной каюты, а здесь матросы просто отдыхают, когда они не на вахте. Пока Эрхард объяснял, зачем пришел, Симао вышел на палубу – покурить.
– У меня к вам несколько вопросов. Если вы ответите на все, я дам вам еще двести. Я знаю, что вы рассказывали о «Морской Гестии». Пожалуйста, повторите мне все, больше я ни о чем не прошу.
Симао разглядывал корабли в порту.
– Видно, как ему дали по башке, он совсем сдурел… Я так ему и сказал, чтобы он не завидовал…
Эрхард сделал вид, что не слышит.
– Я не из полиции и не из налоговой инспекции. Ничего подобного. О нашем разговоре я никому не скажу.
Они стояли в тени между контейнерами. Симао закурил вторую сигарету, хотя еще не докурил первую. Он выкинул дымящийся окурок за борт, в воду, и хлопнул себя по карману рубашки, требуя еще сто евро.