Отшельник

Когда они поднялись на вершину холма, Эрхард увидел внизу на другой стороне бухточку и несколько квадратных строений. Они больше походили не на обычные дома, а на бунгало у воды. Признаков жизни он не заметил. Слышно было только океан: шумел прибой где-то в километре от них.

Наконец капитан остановился и показал на конец тропы. Их окружала неприветливая темнота, и Эрхард уже собирался спросить, на что это он показывает. Но капитан быстро ушел, он спешил вернуться на свой корабль.

Шагнув во мрак, Эрхард дотронулся до каких-то перил. Глаза немного привыкли к темноте, и он увидел впереди утес.

Почему-то ему все время казалось, что он вот-вот упадет в какую-нибудь огромную яму, где обнаружит бледную, обнаженную и мертвую Монику. Но когда он подошел достаточно близко к утесу, чтобы почувствовать идущее от него тепло, заметил в расселине маленькую хижину; из прямоугольника за дверью лился желтый свет.

– Заходи! – послышалось сзади. Узнав голос, Эрхард вздохнул с облегчением.

– Учти, Чарлз, я и сейчас могу убежать от тебя!

– Не можешь, пока у меня есть вот это. – В глаза Эрхарду ударил яркий свет, почти ослепив его. Карманный фонарь.

В такой темноте фонарь – действенное оружие. Чарлз подтолкнул Эрхарда к двери, которая открывалась изнутри. – Входи!

– Что с тобой, Настройщик? Ты похож на жалкого туриста! – Фигура Эммануэля Палабраса заполнила весь проем. На нем было нечто похожее на красно-золотой цирковой шатер. Он заметил, как Эрхард пристально смотрит на него. – Богоматерь Кармельская. – Палабрас поводил рукой, словно приглашал Эрхарда принять участие в празднике.

Как обычно, Палабрас был окружен свитой. Эрхард увидел целую толпу девушек-масаи; они сидели в креслах-качалках, на деревянных скамьях и других предметах мебели. Всего он насчитал восемь девушек – казалось, все они родные или двоюродные сестры; все были черны как смоль. Палабрас пытался объяснить, почему остров Лобос – лучшее место для того, чтобы провести сегодняшний вечер, но Эрхард его не слушал. Он обшаривал комнату взглядом, пытаясь угадать, где они держат Монику. Мощная лампа была прикреплена к стене, выкрашенной синей краской; краска выцвела и облупилась. На той же стене висел старый рваный плакат с изображением Педро Хереса Сегундо, исполнителя баллад. Напротив Эрхард увидел красную дверь. Из-за нее доносился странный стук, как будто по ней бьют водопроводной трубой.

– Ищешь свою подружку? Она там, в соседней комнате; за ней там ухаживают.

Эрхард понял, что это значит, и, сжав кулаки, двинулся на Палабраса. Чарлз схватил его за плечо.

– Не делай того, о чем потом пожалеешь, – предупредил Палабрас. – Ничего не изменится от того, что ты сейчас набросишься на меня. Как видишь, я довольно терпелив, и неоднократно не позволял тебе погубить все для себя и для других.

– Хочу ее увидеть. Хочу убедиться, что она не пострадала.

– Ей лучше, чем в последний раз, когда ты ее видел; вот что я тебе могу сказать.

Эрхард вспомнил свой последний разговор с Моникой. Как она тогда злилась!

– Не прикасайся к ней!

Палабрас вскинул руки вверх. Эрхард посмотрел на него в упор. Ему трудно было поверить, что человек, с которым он давно знаком, оказался таким подлецом.

– Зачем? Зачем ты это делаешь? Чтобы доказать, как ты силен? Из-за денег? Или просто потому, что ты больной на голову?

– Виной всему любовь. И больше ничего.

– Что?!

– Не понимаешь, да? Безусловная любовь. Преданность.

Эрхард засмеялся:

– Какие ты, оказывается, знаешь красивые слова!

– Пятнадцатое сентября девяносто пятого года.

– При чем тут это?

Стук продолжался. К нему присоединился скрежет. Палабрас жестом велел Чарлзу отойти и попросил его прекратить это. Чарлз пожал плечами и вошел в помещение за красной дверью.

– Пятнадцатое сентября девяносто пятого года, – повторил Палабрас. – Твоя жена вошла в гостиную, чтобы узнать, почему ты не ложишься спать. Где ты? Где отец ее дочерей, где любовь всей ее жизни? Вы столько пережили вдвоем… То, что происходит, ее очень печалит. Ты знал это, Эрхард?

Эрхарда била дрожь; ему показалось, что его тело превратилось в желе, готовое взорваться.

– Ты не знаешь, о чем говоришь! Ты не знаешь, что у нас случилось!

– Я только хочу сказать, что ты понятия не имеешь, что такое любовь. Такая любовь, когда готов на все. Чего бы это ни стоило.

– Какое отношение все происходящее имеет к любви?

– Хочешь верь, хочешь не верь, но я очень к тебе привязался, мой молчаливый, виноватый Настройщик. Год за годом ты помогал мне, настраивал мой рояль, но никогда ни о чем меня не просил: ни помощи моей, ни денег. Ты настоящий друг. И все же ты медленно отравлял моего сына, настраивая его против меня.

– Я никогда не…

– Он прислушивался к тебе. Все, что ты говоришь, – правильно, просто и интересно.

– Он не слушал меня. Ему было наплевать.

– Что же в такой ситуации делать отцу? Опустить руки? Пожертвовать собой? Допустить, чтобы сын ушел из семьи? Или сделать все, что можно, чтобы сохранить семью?

Выйдя из-за красной двери, Чарлз что-то прошептал Палабрасу на ухо.