Отшельник

— Я одно понял, дорогой батюшка, — председатель махнул рукой, — там, где люди, — согласия никогда не будет: что в церкви, что в политике, что в государстве в целом. Животных взять: ума у них, как у людей, нет, а порядка больше. Вожак подал голос — и все к нему. Снова подал голос — и выполнили его команду.

— В том-то и дело, что человек наделен от Бога свободой, а животные живут в соответствии с заложенными в них Богом природными инстинктами. Людей можно загнать в стойло, как вы сказали, по призыву вожака — политическое, идеологическое, религиозное или какое иное, но это ненадолго. Рано или поздно вырвутся и снова будут действовать по своей свободе.

— Оно и видно, к чему все привело, — председатель снова махнул рукой и горько усмехнулся. — Пока жили в Советском Союзе, и порядок был, и закон работал, и накормлены все были, и враги боялись даже глянуть в нашу сторону. А дорвались до демократии, то и ходим теперь: в одном кармане вошь на аркане, в другом кармане вошь на цепи. Простите, пойду, дел еще много.

Он поднялся и, поблагодарив хозяйку, направился к двери. Уже на пороге обернулся:

— Вы все же присмотритесь к этой публике, новоселам этим. Я, может, чего и не вижу, но кое-что замечаю. Странные люди, странные. Кабы в советские времена, их бы вмиг раскусили: какого они духа, чем живут, что проповедуют, зачем сюда рвутся. А теперь попробуй тронь: неприятностей не оберешься.

Оскуде преподобный

Вечерело, когда отец Игорь, наконец, встал и, попрощавшись с хозяевами, вышел за ворота. Разговаривая, он задержался в гостях аж с обеда, а уже стало смеркаться. Его давняя и ревностная прихожанка Александра — или, как все ласково называли ее, баба Саня — быстро угасала, готовясь оставить свою долгую земную жизнь. Духовные беседы, с которыми к ней теперь часто приходил отец Игорь, как и еженедельное Причащение Святых Таин, были для нее всем: и радостью, и утешением, и опорой, когда накатывался очередной приступ с нестерпимыми болями во всем теле.

— Не пойму я нашей мамы, — пожимала плечами ее дочка Тамара, взявшая на себя последние заботы о матери, — ей бы в больницу лечь, глядишь — и побегала бы еще своими ножками. Деньги есть, зять обещает устроить в хорошую клинику, а она уперлась, как бык на ферме, — и ни в какую, даже слышать не желает. Хоть бы вы, батюшка, поговорили, вы для нее авторитет.

— Не нужно переубеждать, — тихо отвечал отец Игорь. — Ваша мама ныне в таком состоянии духа, что наши привычные заботы ее уже не так волнуют, как нас. Не в том смысле, что она махнула на все рукой, а потому, что ее душа уже предвкушает иную жизнь, где все земное — больницы, лекарства, суета разная — становится бременем. Даст Бог, вы тоже ощутите это состояние, когда часы жизни начнут останавливаться.

— Жалко нам смотреть на ее страдания. Мы же все видим и слышим, как она охает, стонет, мечется. Лучше самим страдать, чем видеть все это. Она стиснет зубы, глаза закроет и молится по четкам, что вы дали ей. Лежит, перебирает узелки и стонет. И лишь слезки по щекам бегут: от боли, от молитвы — не знаю… Поговорили бы с ней насчет больницы, а?

— Томка, — слышался старческий голосок бабы Сани, — не подбивай нашего батюшку, все равно никуда не поеду. Побойся Бога, не перечь Его святой воле.

И начинала читать Псалтирь, которую знала почти всю наизусть:

— «Камо пойду от Духа Твоего? И от лица Твоего камо бежу? Аще взыду на небо — Ты тамо еси, аще сниду во ад — тамо еси. Аще возму криле мои рано и вселюся в последних моря — и тамо бо рука Твоя наставит мя и удержит мя десница Твоя… Яко Ты создал еси утробы моя, восприял мя еси из чрева матере моея…». Понятно твоей голове? Моя больница — это Господь. И ничего другого мне не нужно.

Баба Саня была неутомимой труженицей не только на земле, которой отдала все свои силы и здоровье, но и дома, и в храме — с того самого дня, как его возвратили людям. Все у нее получалось: и читать, и петь на клиросе, и помогать батюшке совершать церковные требы — крестить детишек, венчать пары, отпевать покойников. Когда ее спрашивали, где она всему научилась, та отвечала кротко: «Моя самая главная школа — это Церковь. Кто туда ходит, кто ее слушает — научится всему, что нужно для спасения души».