Отшельник

Все так же не смотрит на меня, а я все… я больше не могу себя контролировать, я сжать ее, сгрести хочу в объятия и целовать до умопомрачения, чтоб губы лопались от этих поцелуев, и пальцы судорогой свело от желания притронуться к ее волосам.

— Отпусти меня домой.

Вскинула на меня взгляд своих кристально чистых омутов в обрамлении длинных изогнутых кверху ресниц. И от одной мысли, чтоб отпустить, внутри раздался бешеный рык протеста, я с трудом сдержался, чтоб не зареветь ей в лицо «нееет».

— Что угодно другое.

— А мне больше ничего не нужно.

Я усмехнулся.

— Женщинам всегда что-то надо: вещи, золото, алмазы, шубы, яхты, гаджеты. Хочешь, я куплю тебе город? Страну, хочешь? Звезду твоим именем назову?

— Купи себе сердце, Рома.

Ударила все таким же тихим голосом, и в глазах взметнулась ярость. В ее глазах.

А я ментально пополам согнулся. Метко ударила под дых, чтоб все внутренности в узел.

Прищурился, отпуская тонкие руки и чувствуя, как разъедает душу разочарованием, и оно намного сильнее чем то, когда считал ее предательницей и лживой дрянью. Оказывается, слышать ее правду не просто больно, а я стою перед ней и истекаю кровью.

— Тебя бы это сделало счастливой? Если бы у меня было сердце?

— Это сделало бы счастливым тебя.

Я потом долго вспоминал ее слова, каждое оказалось особенным и имело двойной, нет, тройной смысл. Маленькая провинциалка с наивными глазами и толстой деревенской косой оказалась умнее любого философа. Но она не учла одного, что я не могу купить себе то, что давно превратилось в ошметки и валяется у ее ног.

— Я прикажу перенести твои вещи в твою комнату.

— НЕТ!

Я впервые услышал, как она повысила голос.

— Я хочу оставаться там, где я сейчас. Мне там привычней и понятней.

— Подальше от меня?

— А разве для тебя имеет значение дальше или ближе?

— Верно. Не имеет.

Я ее каждый удар чувствовал, как будто хлестала шипованной плетью и присыпала солью. Я злился на себя. Злился, что полностью ей проиграл. Впервые в жизни моя игра зашла в тупик, и я был тем самым королем, который завалился на собственной стороне игрового поля.

— Я найду тебя везде, Надя. Куда бы ты от меня не спряталась. И я сейчас не только об этом доме.

— Я знаю.

И я по глазам вижу, что знает. Теперь у нее в руках есть оружие острое. Заточенное со всех сторон, и она в любой момент может меня им колоть. Резать. Бить.

— Я могу идти? У меня еще много работы.

— Ты…

— Я хочу. Ты сказал, что я могу делать все, что я хочу. Так вот, я хочу жить там, с девочками, хочу, чтоб ты не приходил ко мне и не трогал меня больше, хочу…

Снова вскинула голову, и я стискиваю пальцы в кулаки, чтобы не врезать ими у ее головы.

— Или это слишком много?

— Продолжай. Огинский слов на ветер не бросает. Развлекайся. Я запоминаю каждое пожелание.

— Хочу, чтоб ты оплатил лечение Алены и Тима, и чтоб не преследовал Ларису и ее мужа.

И тут я не выдержал и расхохотался.

— Ларису? Ты знаешь, зачем она помогала тебе сбежать? Потому что я из-за тебя ее шлюх больше не брал, избавиться от тебя хотела. Она тебя продала. Надя? За несколько тысяч, просто как вещь.

Отвернулась и тяжело вздохнула.

— Можно я уйду?

Дернул ручку двери и распахнул ее настежь.

— Иди.

— Спасибо.

Пошла в сторону ступенек, потом вдруг обернулась.

— А маме… маме можно позвонить?

— Нет! Я сам позвоню. У них все хорошо.

Кивнула и пошла вниз по лестнице, а я силой захлопнул дверь и таки взревел, сметая все на хрен со стола, с полок, задыхаясь, но не от ярости. А от боли. Она меня словно ножом изрешетила. И каждый удар точно в цель. В самую сердцевину, и я понимал всю безнадежность каждой своей эмоции к ней, всю ту пропасть, на дне которой валяюсь один и смотрю наверх, где она с милой и нежной улыбкой сыплет на меня комья земли. Оказывается, любовь — это могила, в которой живьем гниет обезумевший от нее идиот в полном одиночестве и понимании всей тщетности попыток выбраться из нее наружу. Ничего, мы умрем в этой могиле вместе, Надя.

Зазвонил мой сотовый, и я выдернул его из кармана.

— Да!

— С каких пор ты не знаешь, кто тебе звонит, Роман?

Голос матери заставил стиснуть спинку стула до хруста суставов, чтобы сдержаться от всплеска эмоций. Как и всегда с ней. Ни одной она не видела с тех пор, как мне исполнилось одиннадцать.

— Здравствуй, мама.

— Вот так-то лучше. Я уже прилетела, через несколько часов буду у тебя.

* * *