Отшельник

И продолжает мне в глаза смотреть, а я боюсь этого взгляда намного больше карканья Вороны. Что-то страшное там на дне его глаз… такое же, как у мальчика на фото. Боль и тоска. Они сидят глубоко на самом дне, и он прячет их за серо-грязным льдом равнодушного взгляда.

— Ты что-то взяла?

— Нет. Я ничего не брала.

— Иди к себе, Надя. Мы потом поговорим.

— Надя? Что значит иди к себе, Надя? А обыскать? Я уверена, она что-то прячет в рукаве. Пусть ее закроют в кладовке до выяснения обстоятельств.

— Замолчи! — резкий жест в сторону мадам Огинской. — Иди к себе. — очень тихо, а я понимаю, что лучше бы рявкнул, потому что этот почти шепот хуже рыка. Потому что мне не по себе от его реакции, не по себе от всего, что он сейчас говорит. Я ожидала чего угодно, только не того, что он мне поверит. Впрочем, его «потом поговорим» могло означать что угодно.

Я вышла за дверь и прислонилась к стене, чувствуя, как дрожат после напряжения колени. Наверное, так страшно мне последний раз было лишь тогда, когда он сказал, что мы едем домой, а потом….

— Что это было, Роман? Что за спектакль?

Голос Вороны задребезжал за дверью и заставил меня поморщиться.

— Никаких спектаклей, мама. Спектакль у нас устроила ты.

Меня всегда поражала его способность сохранять это ужасающее и жуткое спокойствие, которое навевало страх намного сильнее, чем яростный вопль.

— С каких пор я должна терпеть унижения от какой-то… воровки, которая украла ключи и влезла в святая святых этого дома?!

— Не зли меня, мама. И не говори, что она украла ключи, которые носит в кармане Кристина и спит с ними в прямом смысле этого слова! Ключи, которые не доверялись ни одной из горничных, ключи в одном единственном экземпляре, пропажу которых она обнаружила бы в ту же секунду, как они пропали! Ты зачем-то решила подставить Надю. Я только пока не могу понять — зачем?

— Значит, это правда? Правда, что мне вчера сказали? Ты трахаешь какую-то шлюху и оставил возле себя прислугой, потому что она тебя отвергла? Это умелая игра, сынок. Хитрые твари никогда не сдаются сразу.

— Осторожно, мама! Она не шлюха! Следи за словами!

Я закусила губу.

— Ага! Вот оно! Она не шлюха! Как и твоя жена, да? Она тоже не была шлюхой и наставила тебе рога с охранником! Интересно, если бы жив был отец, вы бы и эту делили…

Раздался мощный удар, и я невольно зажмурилась.

— Молчи! Молчи. Ни слова больше.

Его голос звучит еще тише, и я еле его различаю, а руки невольно сжимаются в кулаки.

— Не то — что? Ударишь мать, как твой отец?

— Я никогда не поднимал руку на женщину!

— Скажи… это действительно правда? Правда, что ты потратил сотни тысяч долларов на ее больного родственника? Правда, что продолжаешь переводить туда деньги каждую неделю? Ты в своем уме? Как ей удалось так тебя окрутить? Не слишком ли дорогая игрушка, сын?

Сотни тысяч долларов? У меня перед глазами потемнело. Да. Нам говорили, что операция и реабилитация очень дорогие, но я не думала, что речь пойдет о таких суммах? Он, правда, это сделал? Правда, заплатил за Митю такие деньги? Ради меня?

— С каких пор ты считаешь мои деньги? С каких пор тебя волнует, что и на кого я трачу, мама? Разве ты в чем-то нуждалась все эти годы? Разве я хоть раз сказал тебе “нет”? Ты всегда получаешь то, что хочешь!

— Хорошо… хорошо. Ты прав. Просто уволь эту дрянь, и забудем об этом! Уволь ее немедленно!

— Нет!

— А говоришь — ни разу не сказал “нет”! Она унизила меня! Она посмела мне перечить! Все слышали, как она мне надерзила! Ты должен вытолкать ее за шиворот из этого дома!

— Я уже давно ничего тебе не должен, мама. Я раздал тебе все долги и даже приплатил сверху. Надя останется здесь столько, сколько я захочу.

— Надя… даже не помню, когда ты последний раз называл своих подстилок по имени. Интересно, она знает, какой ты на самом деле? Знает, какой ты урод и что прячется под умелой пластикой? Знает о твоих проблемах? Этой шлюхе, как и всем нужны деньги! Никто из них никогда тебя не полюбит. Только мать могла терпеть такого как ты! Даже отец не хотел иметь с тобой дела! Только я…

— Замолчииии! — вот теперь он взревел, и я дернулась всем телом, сама не поняла, как стиснула руки в кулаки до боли. — Замолчи! Ты? Тебе было на меня насрать с самого рождения. С того момента, как ты меня увидела, тебе стало стыдно, что у тебя родилось такое чудище. Думаешь, я не знаю, что ты ни разу не вошла в детскую и приставила ко мне няньку, а потом уволила, потому что ее трахал твой муж? Ты не взяла меня с собой ни в одну поездку и ни на одну вечеринку, где были дети твоих подружек, ты ни разу меня не обняла и не поцеловала… ты никогда никого не любила, кроме своего мудака и предателя, и, если бы он убил меня, ты б уже на следующий день обо мне забыла.

— Чокнутый! Ты что несешь? Что за бред лезет тебе в голову? Неблагодарный…

— Сукин сын?

Раздался шлепок, и я поняла, что Ворона ударила сына по лицу. Мне ужасно захотелось ударить ее в ответ. С такой силой, чтоб у нее кровь потекла из носа. Я так и представила себе, как эта чопорная стерва сжимает пальцами переносицу.