Отшельник Красного Рога. А.К. Толстой

   — А помнишь, что я тебе говорил перед твоим знакомством с Сашкой? «Надобно его упрятать в жёлтый дом...» И вновь повторю: вернее и спокойнее держать его на привязи и подалее! — И раскатисто, басовито рассыпал заразительный смех. И затем: — Замыслов у него, шалопая, — во, с колокольч ню Ивана Великого. Он ещё такие шедевры создаст — что твои Шекспир или Байрон! Одного боюсь: не изловчились бы этот золотой да на медные пятаки разменять...

Александр Семёнович пригласил во дворец, где состоял в свите, как и все члены кабинета министров. Выложил поверх стола с золотым двуглавым орлом пухлую папку, сдержанно — должно быть, чтобы подчеркнуть важность происходящего — произнёс:

   — От самого... Государь соизволил передать — на твой просвещённый отзыв. Магницкого Михаила Леонтьевича доклад о некоих предлагаемых им реформах в университетах. Так что его императорское величество изволили высказать пожелание, чтобы ты — обстоятельно и с толком...

   — Снова небось о том, как рассадники науки, «заражённые противным религии духом деизма[31], должны быть уничтожены, и уничтожение сие должно быть проведено либо в виде приостановления в них преподавания, либо в виде публичного разрушения». Ничего не напутал, его слова?

Губы Шишкова старчески вытянулись в ниточку, на лице будто враз прибавилось морщин.

   — Никак не научусь определять, где ты смешком, а где суриозно. Однако яд твой почти завсегда и чрез смешинку отдаёт горчинкой... Суть же полезную и в записке Михаила Леонтьевича, поданной на высочайшее, отыскать следует. Науки, они, видишь ли, как соль, коию употреблять надо в меру. Излишества их, равно как и недостаток, противны истинному просвещению.

Эх, знакомые песни! Сменяют друг друга министры, а почерк, как в каллиграфическом, витиеватом письме, будто одним писарем выведенный... Вспомнилось, как рьяно, с азартом, у него и неподозреваемым, взялся в своё время отец-министр за составление прожекта об учреждении Царскосельского лицея. Поначалу пришла мысль создать нечто вроде игрушечной академии, что открыл для своих сыновей гетман-президент. Но Александр, император, требовал нечто похожее на школу Аристотеля, где, гуляя, беседуя и споря со своими учениками, великий учёный древности создавал новую породу людей. И здесь, в лицее под Петербургом, близ царского двора, хотелось тоже готовить людей новых, предназначенных для управления государством. Посему задумывалось: обучать и воспитывать в разлуке с домашними, в обществе ровесников, где нет различий в столе и одежде, где царит общий дух равенства. Государь даже был намерен отдать в новое учебное заведение своих младших братьев — Николая и Михаила.

Министр Разумовский разработал не только программу: изящная словесность, языки, история, география, логика и красноречие, физика и химия, право естественное, философия, — но собственноручно даже начертал правила относительно наблюдения за температурой в помещении, для чего два раза в день — настаивал министр — следует производить обновление воздуха в комнатах. Всё касательно форточек осталось, сохранились языки, словесность, красноречие, исчезли лишь при дальнейшем рассмотрении прожекта химия с физикой и географией.

Был у Алексея Кирилловича советчик, который на многие дисциплины в русской школе имел своё, резко отрицающее воззрение, — человек в чёрном камзоле со старческим лицом и длинными, ниспадающими на плечи, грязно крашенными волосами — граф де Местр. Посланник загадочного сардинского короля и сам лицо в русской столице во многом таинственное, этот иностранец учил русского министра, что для России нужно и что не нужно, как управлять русскими и чему их учить или, точнее, чему их не учить. Выходило, что все подлинные науки для недорослей Московии вредны или, по крайней мере, бесполезны, воспитывать же в юношестве следует лишь уважение к родителям, власти и Богу. Ещё неизвестно, завораживающе нашёптывал он министру, созданы ли русские для науки, а раз так, надобно воздержаться от их обучения. Ваш Пётр Великий, продолжал советчик, скорее остановил, чем подвинул дело, воображая, что наука — это растение, которое можно искусственно вывести, как персик в теплице...

Заслышав о любимом поприще — теплицах и диковинных деревьях — и понимая в них более толка, чем в умножении общественных знаний, граф Разумовский согласно кивал, совершенно забыв о том, что постижение наук когда-то из него, сына и племянника украинского пастуха, сделало одного из образованнейших людей империи. Только, увы, алмаз этот не был в своё время огранён и отшлифован усилием собственной воли и выбором цели, достойной обильных знаний.

Не обошёлся, выяснилось, и нынешний глава российского просвещения без своего поводыря, на сей раз уже отечественного, не заёмного в чужих королевствах.

Алексей представил себе Михаила Леонтьевича, своего коллегу — попечителя Казанского учебного округа. Высокая, с брюшком фигура, тоже чёрный сюртук и узкие чёрные же панталоны. Над пышным белым жабо — гладко выбритый остренький подбородок.