Отшельник Красного Рога. А.К. Толстой

Перед глазами всех троих, выглядывавших из экипажа, открывалась одна и та же картина: аккуратные небольшие дома с островерхими черепичными крышами красного цвета то с одной, то с другой стороны дороги, среди домов — непременно острый шпиль ратуши или кирхи и такие же аккуратные, словно нарисованные в детской тетрадке, ровнёхонькие квадратики полей, полукружья садов и парков, гривки жидких, но чистых, ухоженных лесов, а на улочках, когда въезжали в дорф или штадт, — в разноцветных, ярких одеяниях молодые люди, чопорно прибранные дамы и старики, мастеровые в кожаных или брезентовых фартуках, пасторы в длинных сутанах с глухими стоячими воротниками, лекари или чиновники в жабо и других немыслимых костюмах — короче, все спешащие по своим делам или просто так прогуливающиеся бюргеры, а находящимся за окнами дилижанса представляющиеся попросту праздной публикой, вышедшей будто специально встречать и приветствовать пассажиров...

Алёша всё старался углядеть, запомнить, сравнить с тем, что успел узнать дома — в Петербурге и Москве. Но Германия до того оказалась непохожей на всё ранее виденное, что только успевал поворачивать голову слева направо, чуть не крутить ею на все триста шестьдесят градусов и задавать мамочке и дяде бесконечные «почему» и «зачем».

Аннет поначалу, когда проехали полосатый пограничный шлагбаум и покатили не по пыльным и грязным, а мощёным дорогам Европы, надменно поглядывала по сторонам, ничуть не прельщаясь ничем иноземным, а в кёнигсбергской гостинице, брезгливо потрогав постельное бельё и найдя его недостаточно сухим, тут же властно, как и подобает истой русской барыне, потребовала его заменить, а заодно и розовые гардины — на любимые ею голубые. Однако вскоре и сама не заметила, как суровая надменность уступила место восхищению, словно на германских дорогах утрамбовалась, а то и подрастерялась её российская спесь. Мама вместе с Алёшенькой то хлопала в ладоши и заразительно смеялась, увидев на одной из площадей какого-то городка старого шарманщика с весёлым петрушкой, то, встретив поутру женщин, мывших мокрой щёткой с мылом мостовую у дверей своих домов, удивлённо округляла глаза, совсем уже не думая о том, что о ней скажут эти самые женщины-немки.

В Берлине же, в дорогом отеле, на неё вдруг снова «нашло»:

— Алексис, куда ты меня привёз? Здесь каждая последняя гувернантка или, того хуже, шлюха выглядит нарядней нашей императрицы!

И все туалеты, которыми были набиты сундуки, она приказала выбросить вон. Гардеробы же гостиницы в несколько дней были заполнены платьями и шляпками, блузками и туфлями, доставляемыми на её, графини, имя от самых модных портных и из самых фешенебельных лавок и магазинов. И вновь сияющей, гордой улыбкой Аннет как ни в чём не бывало одаривала всех встречных из окна кареты, наслаждаясь жизнью и — она ни минуты в том не сомневалась — своим успехом.

Ах, как мало — в смысле изобретательности, но не денег! — надо было для того, чтобы тридцатилетняя красавица статс-дама русского императорского двора почувствовала себя, как говорится, в своей тарелке.

Целью поездки, которую имел в виду Алексей Перовский, был, собственно говоря, Карлсбад. Только стукнуло сорок лет, как юбилей тут же ознаменовался камнями в печени. И Алёше требовалось попить целебной воды — ангина мучила мальчика всю весну. Посему дядя исхлопотал сразу трёхмесячный отпуск, как написал в прошении, для поправления здоровья собственного и в видах лечения племянника.

Однако воды водами, но влекла тайная мысль: после более чем десятилетней разлуки очень хотелось пройтись по улочкам Дрездена, снова увидеть Цвингер, тихо войти в наполненную тишиной и музейной значительностью картинную галерею, постоять у Рафаэлевой Мадонны...

И ещё была надежда: а вдруг в толчее между столиками в «Зелёном жёлуде» мелькнёт длинная красная феска и мефистофельский глаз весело и загадочно подмигнёт: «Ну, так на чём мы с вами, сударь, остановились в прошлую нашу встречу?..» Эрнст Теодор Амадей Гофман уже покинул сей мир. Но разве с его уходом таинственное перестало быть таинственным, волшебство — волшебством?.. Ну ладно, не он сам — хоть бы кот Мур встретил гостя. Кстати, умнейший и образованнейший на свете кот, я вам охотно представлю вашего русского тёзку, который обладает одним удивительным свойством — может превращаться в Аристарха Фалалеевича Мурлыкина, господина титулярного советника...

— Алексис, ты, надеюсь, не забыл, что нас ждут в Веймаре при дворе? — отрезвляла Анна брата, когда он с Алеханчиком, еле волоча ноги, но такой же радостный и возбуждённый, как десятилетний неутомимый племянник, возвращался с экскурсий в гостиницу.

От кого только не запаслась Аннет рекомендательными письмами! От таких же, как она, придворных дам, уже не раз выезжавших за границу, от сенаторов и послов, с коими успела коротко сойтись, и, конечно, от самого императора — к Карлу Августу, великому герцогу Саксен-Веймарскому и Эйзенахскому.