Некоторое время назад, приехав впервые обследовать Казанский университет, Магницкий был чуть ли не намертво сражён картиной, которую там узрел.
— Представьте, — рассказывал он, выставив вперёд козлиный подбородочек и посредством хватания за пуговицу приближая к себе собеседника, — в факультете нравственно-политических наук не нашёл я главной науки — Закона Божия. В студенческой библиотеке я обнаружил Дидро, Вольтера, Руссо, но там не оказалось священной Библии. Вам же, сударь, должно быть известно, что слово человеческое есть проповедник адской силы, книгопечатание же — орудие этой силы. Безбожием профессоры передают несчастному юношеству тонкую отраву неверия и ненависти к законным властям. Посему мы, ответственные за состояние дел в храмах знания, обязаны исторгать всеми способами из обращения подобные книги, сии ядовитые стрелы диавола. Надобно немедленно приостановить преподавание философии, ибо нет никакого способа излагать эту науку не только согласно с учением веры, ниже безвредно для него. Отсюда университеты, заражённые противным религии духом...
Ну да, вот эти самые слова и в докладе на высочайшее имя, отметил про себя Перовский. Чтобы сразу не раздражать вас, высокочтимый радетель о благонамеренном воспитании юношества, допустим, что учение философии часто было во зло употребляемо и что не основанные на истинах христианской религии умствования некоторых писателей и наставников имели вредное влияние на незрелые умы, не умевшие различить лжемудрие от любомудрия.
Хорошо для начала? Пойдём далее в своём отзыве. «Однако таковые заблуждения незрелых умов несправедливо б было приписывать философии, которой одно уже этимологическое значение показывает благодетельную цель и пользу, могущую произойти от преподавания оной. Человеческому уму свойственно заблуждаться, и потому нет науки, которая при превратном толковании не могла бы обратиться во вред. Математика, например...»
Что там у нашего мудреца по поводу французских философов, произведения которых он, к своему ужасу, обнаружил в университетской библиотеке? Ага, вот... Тогда так и продолжим о математике... «Математика, например, необходимость которой никогда ещё не была оспариваема, послужила Декарту к изобретению сумасбродной системы о вихрях. Деламберт, один из первейших математиков своего века, был вместе одним из упорнейших атеистов, Вольтер, сей неутомимый противник христианского закона, не основывает ли разрушительного учения своего во многих местах своих сочинений на математике? Но надлежит ли, опираясь на то, что математика неоднократно была во зло употребляема, запретить науку сию в учебных наших заведениях?»
Усмехнулся, как когда-то сражаясь на бумаге с критиками Пушкина, и с увлечением пошёл излагать свои ядовитые, как подметил старик Шишков, мысли дальше... «Если мы позволим себе смешивать самые науки с заблуждениями, которые или неприметно вкрались в преподавание оных, или злоумышленными людьми нарочно посеяны, то полезнейшие и необходимейшие познания должно будет изгнать из университетов; и тогда грубое невежество заступит у нас на место просвещения».
Узнал от самого Пушкина, что и ему чрез Бенкендорфа высочайше поручено составить записку о народном воспитании.
— Не моя муза, сам понимаешь. Но, коль требуют и моего мнения, надобно сказать, что думаю по сему предмету, — произнёс поэт. — Главная мысль моя: воспитание или, лучше сказать, отсутствие воспитания есть корень всякого зла. Просвещение же — благо. У нас, однако, первое понимают превратно, второго вовсе боятся, и чуть что — виноваты науки сами по себе. Коротко говоря, стремятся наказывать пажа за шалости принца.
— Отлично сказано, Александр. В моей записке как раз об этом, — обрадовался Перовский и тут же припомнил слова Карамзина, которые не раз доводилось слышать. Великий писатель говаривал, что без свободы в деле просвещения нельзя быть успеху. Покровительствуя исключительно одной системе, одному образу мыслей и воспрещая все другие, нельзя дать правде обнаружиться и защитить себя от возражений тайных. Не стесняя никого, должно дозволить каждому идти своей дорогой, преподавая между тем народу всевозможные средства к образованию.
Неужто новый государь и впрямь всё задумал широко? Жаль, Николай Михайлович не дожил до сих долгожданных перемен.