Отшельник. Роман в трех книгах (СИ)

Семья отца Игоря так и жила в том же домике, куда вселилась, приехав на служение в деревню Погост. Как ни уговаривали, как ни подбивали собратья и друзья начать строить более просторное, современное семейное «гнездышко», отец Игорь отнекивался, довольствуясь тем, что получил от своего предшественника. Он обложил жилище кирпичом, укрепил каркас дома, да пристроил еще одну комнатку, куда перевел двоих сынишек, а в их комнату поселил появившуюся на свет долгожданную дочурку Ангелину. Теплее стало не только от этого ремонта, но и оттого, что теперь не было нужды дежурить у печки, поддерживая огонь: обо всем заботился проведенный в деревню природный газ. Но печку отец Игорь в доме все-таки оставил: она исправно служила тут много лет. Кроме того, батюшка любил смотреть, как в топке разгорались смолянистые дрова, весело потрескивая, перемигиваясь искорками, огоньками, разливая вокруг приятное тепло и особый домашний уют.

Служить отец Игорь тоже остался на прежнем месте, хотя известность, которая пришла к нему после всех пережитых событий, и поток людей, хлынувших посмотреть на необычного батюшку, да побольше разузнать о необычном старце, так и тянули из этой глуши в более цивилизованное и спокойное место. Но отец Игорь никуда не рвался. Не настаивала и матушка, стараясь успевать всюду: и в доме, и на клиросе в храме, и по хозяйству.

— А где же батюшка и все остальные? — председатель мельком глянул на себя в зеркало и поправил свою рыжую шевелюру.

— Спят, — махнула рукой Лена. — Все поболели.

— Не спят, а спали, — раздался из другой комнаты голос отца Игоря, и он появился на кухне. — С ними поспишь: «гав-гав-гав» да «мяу-мяу».

Лена снова всплеснула руками, понимая, что ничего не поделаешь, а отец Игорь поздоровался с председателем, приняв его рукопожатие. Потом они присели за стол, ожидая обещанного чаепития. Пока хозяйка расставляла чашки, гость тактично поинтересовался домашними делами.

— Лучше не спрашивайте, Артем Иванович, — за отца Игоря ответила Лена. — Из болячек никак не можем выкарабкаться: гриву тянем — хвост увяз, хвост вытащили — грива застряла. Так и у нас: не батюшка, так Линочка, не Линочка, так меня валит. Прям напасть какая-то.

— Разве только вы? — председатель налил горячий чай из чашки в широкое блюдце и громко засербал. — Куда ни зайди — все нездоровы, только всяк по-своему. А всему виной эта экология, будь она трижды неладна.

— Не наговаривайте, Артем Иванович, уж если наша здешняя экология вам не такая, что же говорить о больших городах, полных разной гари, выхлопов, заводских выбросов, излучений.

— Раз им нравится так жить — задыхаться, чахнуть, забивать себе легкие, травить организм, то пусть живут. Вернее, выживают. А вся эта их городская дрянь и к нам потихоньку добирается. Лесники в один голос говорят: деревья стали высыхать, речки мелеть, птиц меньше, зато разных невиданных доселе бабочек, жучков да паучков, что листву на деревьях объедают, оставляя голые стволы, развелось видимо-невидимо. А грибов ядовитых — опасно в лес ходить. Спокон веков предки наши и собирали, и сушили, и хранили — и ничегошенько с ними не случалось. Теперича только и слышишь: там отравились, а там на тот свет отправились, да все поевши лесных грибочков. И собирают ведь не новички, не приезжие, для которых, что груздь, что поганка — без разницы, а местные, деревенские люди, знающие, что можно, а что нет.

Отец Игорь сидел за столом и, не встревая в разговор, откашливался, отворачиваясь в сторону.

— Да, батюшка, вы действительно застудились не на шутку, — сочувственно посмотрел на него председатель. — И давно это? В церкви, вроде, тепло, дома тоже, на улице вообще теплынь. С чего бы? Ладно я: то на один край деревни пошел, то на другой, то в райцентр, там под дождь попал, там просквозило, просифонило. А вам себя поберечь надо, сами молоды еще, детки у вас малые. На медок, на медок налегайте, от него польза для здоровья большая. Я вам принесу баночку меда с пасеки, что стояла у меня прошлым летом за дальней балкой: медоносы там особенные. Мед что пахучий, душистый, что целебный! Принесу, коль не забуду, памяти никакой не стало.

— И медок целебный не помогает? — добродушно засмеялся отец Игорь.

— Эх, батюшка, когда годочки на закат бегут, не только медок — ничто уже не поможет. Придут однажды к вам и скажут: «А Иваныч-то наш того…» И проводите меня в последний путь за деревню, а меня там уже дожидаются.

Отец Игорь снова улыбнулся:

— Это хорошо, что вечно жить не собираетесь, о смерти вспоминаете.

— О ней вспоминай не вспоминай — придет и фамилии не спросит. Отведет в приготовленную яму, засыплют, помянут горькой чаркой — на том и шабаш, конец машине боевой.

— Вот тут не соглашусь, Артем Иванович: не конец, а лишь начало.

Теперь улыбнулся тот: