Отшельник. Роман в трех книгах (СИ)

— Иваныч, может, вам что-то кажется? Тогда начинайте с меня: я ведь тоже все бросил и по доброй воле приехал сюда. Некоторые до сих пор меня считают если не совсем сумасшедшим, то странным.

Председатель засмеялся:

— Ваша профессия сама по себе странная. Сегодня куда все рвутся? В бизнес, за компьютерами сидят, о карьере мечтают. А вы в батюшки подались. Таких, как вы, единицы, исключение из нынешнего правила. Потому всему остальному незачем удивляться: и что сюда напросились, и что матушка у вас такая красавица, и детки милые, и трудяги вы. А те люди, о которых речь, иные. Странные люди. Во всем странные.

— Да бросьте вы, Артем Иванович, оставьте свои подозрения! Радуйтесь, что едут, землю обживают, отстраиваются. Новые семьи будут, детишки пойдут…

Председатель остановил отца Игоря, тронув за руку.

— Дело-то как раз в том, что ничего не обживают, ничего не строят и живут так, словно и не живут вовсе. Существуют.

— Теперь я ничего не пойму. Как это «существуют»?

Подсела к столу и Лена, уже убравшая со стола и перемывавшая посуду.

— Вот вы люди тоже нездешние, — начал объяснять председатель, но быстро поправился. — Были нездешними, а стали нашими. Приехали: ни вы никого, ни вас никто, ни кола, ни двора. Так? Вселились в отведенный домик и стали жить по-человечески: ремонт сделали, марафет навели, обзавелись живностью разной, огородик посадили.

— А как же без этого, Артем Иванович? — удивилась Лена. — Живем ведь не на асфальте — на живой земле, от нее кормимся, потому всем и обзавелись: и козочки, и курочки, и кошка с собакой.

— Вот-вот, я об том же! — радостно воскликнул председатель, найдя понимание. — А публика, что съезжается к нам, поселенцы эти, живут так, словно им ничего и не надобно: огороды как были в бурьянах — так и стоят, никакой живности домашней, никакого движения во дворах. Вроде бы есть живые люди — и словно нет их. Для чего сюда едут, чего ищут? Не пойму. Может вы растолкуете?

— Какой из меня толкователь? — пожал плечами отец Игорь. — Зачем-то все-таки едут? А домашнее хозяйство, обустройство и прочее — дело наживное. Возможно, присматриваются к здешней жизни, условиям, порядкам, а может…

— Не может! — остановил его председатель. — Батюшка, не может! Живой всегда о живом думает, к чему-то старается приспособиться, чему-то научиться у других. Я поездил по разным местам, всяко повидал, а такое — впервые. Приехал — живи, живешь — развивайся, а не в могилу себя живьем закапывай. На их детишек посмотреть — оторопь берет: бледные, изможденные какие-то, дохлые. Бабы не намного лучше: запуганные, кого из чужих увидят — бегом в конуру и дверь на крючок. Собираются по вечерам, поют странные заунывные песни, словно хоронят покойника. Я и хочу совет с вами держать: часом, это не сектанты какие? Их-то нынче столько развелось, что и не разобраться, кто из них во что верит, что проповедует, за какого бога агитирует. Послушать — вроде, все умно, а там поди разбери.

— Сектанты? — задумался отец Игорь. — Я этих людей, поселенцев ваших, плохо знаю. Мы ведь к себе в церковь никого не агитируем, не заманиваем никаким калачом. Наоборот, объясняем людям, что наша вера основана на смирении, а это самое трудное — выполнить завет Христа: отречься себя, взять крест свой и идти вслед Спасителю. Мы исповедуем Христа не под песни и пляски, а через глубокое личное смирение, борьбу со своими немощами, страстями. Легче отказаться от какой-то личной вещи, даже очень нужной в хозяйстве, а вот от самого себя отказаться, от своих дурных привычек — себялюбия, зависти, гнева и прочих особенностей падшей человеческой природы — всегда трудно. Я могу сказать, чем живут наши прихожане, с какими проблемами, бедами они приходят в храм, а этих новеньких знаю плохо. Почти не знаю. Были у меня несколько женщин, общались немного, но они не стали моими прихожанками. Говорят, что в храмы, дескать, теперь нечего ходить, оттуда ушла благодать, поэтому они уверены, что можно жить и без Церкви. И приводят в подтверждение слова Христа, что где двое или трое собраны во имя Его, там и Спаситель, а, следовательно, и спасение. Вот, видимо, и решили собраться во имя Христово. Надеются, что так спасаться легче. Сейчас даже в церковной среде в головах людей такие идеи вызревают, что сектантов и не нужно.

— Как? — изумился председатель. — Неужели в вашей среде такое может быть, чтобы не слушали свое начальство?

— Не только начальство — Христа не хотят слушать, Евангелие. Вырвут одну фразу, им удобную и понятную, и вертят ею во все стороны: дескать, посмотрите, я не от себя говорю, вот она, истина! Жонглируют этими словами и так, и эдак, а учению Церкви не хотят верить. Потому что нужно не просто поверить, а смирить себя, смирить свой разум, свое «я», которое мы так любим, так лелеем, нежим, оберегаем.

— И что, на таких болтунов у вас управы нет? — рассмеялся председатель. — Цыкнули бы на них, гаркнули — и дело с концом. Есть же у вас эти самые… как их… анафемы, кажись.

Улыбнулся и отец Игорь: