— А сейчас… Не знаю, Маш. — Пытаюсь выдавить из себя улыбку. — Я дружил с обычной девочкой, дочерью кожевника. А теперь. Вот ты говоришь — я не такой. А ты? Кто ты? Кто он? — Киваю головой в сторону все еще бессознательного тела Ильи. Видимо, не рассчитал я немного с воспитательной обработкой. — Ты не спеши. Подумай… И расскажи честно. Кто ты такая, как связана с этими людьми, и, пожалуй, это самое главное — откуда ты так много знаешь про менталистов. Оказывается, я вообще ничего не знаю о тебе…
— Я… Я не могу… — Маша опустила голову вниз, и вся сжалась, становясь еще меньше. В воздухе повеяло тоской.
— Почему?
— Мне… Мне нельзя об этом рассказывать.
— Хм… И кто же тебе запретил? Единый? — Ну вот чего она, в самом деле.
— Нет. Я. — Голос, раздавшийся от двери, ведущей в коридор, заставляет меня подпрыгнуть на месте.
Слишком неожиданно раздается. И главное — я не почувствовал вошедшего человека. Вообще, будто и нет его. Но не может же меня собственное зрение обманывать. Человек есть, и я знаю его, вот только меньше всего ожидал здесь увидеть. Кого угодно, даже отца, или Акима, но не… Отшельника.
— Дядь Слав?
— Дедушка?
Наши с Машей голоса слова звучат одновременно. Удивленно перевожу взгляд с дяди Славы, того самого отшельника-лекаря на девушку и обратно. Что-то я совсем запутался.
— Ерофей, иди распорядись насчет комнат для этих двух… — Дядя Слава оборачивается в коридор, отдавая распоряжение тому бугаю, который нас встретил, совершенно не обращая внимания на наши возгласы. — Пусть операционную подготовят и баню. — Это он уже добавляет, оценив наш с Машей вид. — Мда… Красавцы…
Отшельник, в своем неизменном плаще с глубоко надвинутым на лицо капюшоном, прошелся по кабинету и присел рядом с едва дышащим Ильей.
— Внуча, — видимо убедившись, что тому ничего не угрожает, дядя Слава выпрямляется и поворачивается в сторону Маши. Она, при появлении отшельника вскочила на ноги, но так и не решилась к нему приблизиться. — Ну и что вы тут устроили? Я же просил присмотреть за этим оболтусом, а ты… — В его глазах мелькнули огоньки, а на лице проявилась легкая улыбка. — А, ладно… — Машет рукой.
— Дедушка… Папу убили… — Маша нерешительно делает шаг навстречу мужчине, будто не зная, как себя вести.
Дядя Слава же, подойдя к ней, просто сгребает ее в охапку и прижимает к себе, гладя по голове.
— Я знаю, внуча…Но теперь все будет хорошо, я здесь. Прости, не мог раньше прийти. — Что-то еще говорит, но я уже не слушаю, пытаясь понять, что происходит. А Маша снова плачет. Навзрыд, вжимаясь в широкую грудь лесного затворника.
А я чувствую, как меняются эмоции Маши. Уходит неуверенность, растерянность и напряжение. Она плачет, но с каждым мгновением, ей будто становится легче и спокойнее… А про меня будто все забыли. Так и стою у стола, не зная куда себя деть.
***
Что может быть лучше, после тяжелого дня, и не менее тяжелой ночи, которая все никак не заканчивается, чем хорошо натопленная банька? Наверное, ничего… Вот только, не в моем случае. Это вот Маша, думаю, хорошенько попарится и погреется. У нее то руки целые, в отличие от моих.
С появлением дяди Славы, как-то все так завертелось, закрутилось, что я и словом ни с кем не перекинулся. Пока он утешал разрыдавшуюся Машу, в кабинет набился народ. Меня просто задвинули в угол, напрочь проигнорировав. Распоряжался всем Ерофей. Пара крепких мужиков, положили на носилки Илью, и куда-то унесли.
После появилась женщина лет сорока, которая забрала Машу. Меня по-прежнему никто не трогал. Лишь дядя Слава, отдав какие-то распоряжения Ерофею, уже направляясь к той двери, через которую пришел Илья, кивком головы позвал за собой. Так же молча мы прошли насквозь несколько комнат, в итоге оказавшись на улице. Точнее, во дворе.
— Вот баня. — Дядя Слава показал рукой в противоположный конец вычищенного до голых досок настила двора. — Там тебя встретят.
— Дядь Слав… — Решаюсь все же открыть рот, в попытке выяснить, что происходит.
— Потом, Марк. Давай, иди отмывайся. Одежду, взамен твоего тряпья выдадут и ко мне в операционную проводят. — Отшельник тяжело вздыхает. — Там поговорим.
— А…
— Потом, Марк, все потом. Извини, но воняет от тебя… — Он чуть усмехается. — Будто в выгребной яме выкупался. А с рукой что? — Видимо, только замечает мои висящие плетьми конечности.
— Разрезана.
— Я про другую. И так вижу, что перевязана. А уж в качестве шины использовать «Хранитель душ», так и вовсе оригинально.
— Это не шина. Жгут нечем было затягивать. — Меланхолично поясняю. Отметив, то как мой стилет назван, но не став расспрашивать подробнее. Горячка боя уходила, и я с каждой минутой, чувствую себя все хуже. Слабость возвращается. — А вторая… — Пожимаю плечами. — Сломана думаю.
— В смысле? И ты так спокойно об этом говоришь? — В голосе мужчины мелькает беспокойство. — Сильно болит?
— Да нет, терпимо.