Отсюда и в вечность

В свое время Уорден говорил ему, что он может избежать кары только в одном случае — если японцы или еще кто-то нападет на остров, и тогда всех заключенных выпустят и пошлют воевать. Тогда Прюитту такое предположение Уордена казалось вещью маловероятной, но именно так и случилось.

Все вдруг стало на свое место и обрело для него смысл. Он почувствовал, как его разум медленно выбирается из замерзшей грязи. Все, оказывается, очень просто: ему нужно только добраться до своей роты, не попав в лапы военной полиции. Отыскав обмундирование, он вынул из письменного стола крупнокалиберный револьвер, каким обычно вооружают полицейских, проверил, все ли патроны в барабане на месте, и положил еще несколько штук в карман.

В последнем абзаце газетной заметки говорилось, что за недельный срок, прошедший с момента освобождения заключенных, в тюрьму было доставлено рекордно малое число новых преступников. Очень хорошо. Но ему бы очень не хотелось быть одним из этих немногих. Только бы добраться до роты!

Заткнув револьвер за пояс, Прюитт обвел взглядом комнату, проверяя, не забыл лн чего: ведь вот-вот он должен будет покинуть этот дом, и покинуть, по-видимому, навсегда. Увидев листок с полным текстом «Блюза сверхсрочника», Прюитт взял его, тщательно свернул, заложил в записную книжку с названиями любимых книг, затем положил в нагрудный карман и застегнул пуговицу. Потом сел и стал ждать, когда появятся девушки.

Альма и Жоржетта, вернувшись вечером с работы, увидели его, сидящего в гостиной с газетой в руке. У него был вполне ясный взгляд. Он побрился, вымылся, переоделся и даже расчесал волосы, которые к этому времени уже изрядно отросли.

Обе были так поражены, что не сразу сообразили, что он переоделся в военную форму.

— Если бы у меня было хоть вот столечко ума, — сказал он, сгорая от нетерпения, сияя от счастья и протягивая им газету, — я вернулся бы еще в воскресенье утром, как меня и подмывало сделать. Черт бы меня побрал, ведь если бы я сразу пошел на береговые позиции роты, я, может быть, был бы там даже раньше всех.

Альма взяла газету, прочитала и передала Жоржетте.

— Если бы я ушел еще тогда, — продолжал Прюитт, — я без опаски добрался бы до своих. Кругом творилась такая каша и возвращалось столько ребят, что никто меня и не заметил бы. Сейчас это сделать труднее. Эх, только бы добраться до роты и доложить о прибытии!

— Я вижу, у тебя мой револьвер, — сказала Альма.

Прочитав статью, Жоржетта положила газету на стул; ничего но говоря, встала и пошла опускать светомаскировочные шторы на окнах, за которыми догорала вечерняя заря.

— Думаю, что он мне не понадобится, — сказал Прюитт. — Это так просто, предосторожность. Как только получу первое увольнение, тут же приеду и верну его. Ну что ж, до свиданья. Только погасите свет, когда я буду выходить.

— Ты что, до утра не подождешь? — спросила Альма. — Ведь уже темно.

— Подождать? Ну что ты! Я и так столько времени прождал тебя… хотел сказать, что ухожу, чтобы ты не беспокоилась…

— Ну что ж, спасибо, что хоть вспомнил обо мне, — проронила Альма.

— Я перед тобой и долгу в какой-то мере.

— Да. В какой-то мере в долгу.

Держась уже за дверную ручку, он обернулся.

— У тебя такой тон, будто ты провожаешь меня навсегда. Я же приеду. Наверное, получу от командира роты взыскание, и пару недель придется посидеть без увольнения, но, как только мне дадут первый краткосрочный отпуск, я тут же приеду.

— Нет, не приедешь, — возразила Альма, — потому что меня здесь не будет. И Жоржетты тоже.

— Это почему?

— Потому что мы возвращаемся в Штаты, вот почему! — вдруг исступленно выкрикнула Альма.

— Когда?

— Мы заказали билеты на пароход на шестое января.

— Вот как! — Он отпустил дверную ручку, за которую держался все это время. — Что это вдруг?

— Нас эвакуируют, — выпалила Альма.

— Ну что ж, — медленно сказал Прюитт. — Тогда я попробую приехать до вашего отъезда.

— «Попробую приехать до вашего отъезда!» Это все, что ты можешь сказать? Да ты же хорошо знаешь, что не сможешь приехать до нашего отъезда!

— Может быть, и смогу. А чего ты от меня хочешь? Чтобы я ждал, пока ты соберешься уезжать? Я и так уже больше недели лишнего пересидел. Если я еще здесь немного задержусь, то вообще не смогу добраться до части.

— По крайней мере, можно подождать до утра. Ночью кругом патрули, — уже надтреснутым голосом сказала Альма. — С заходом солнца действует комендантский час.

— Патрули кругом и днем. А уж если так, то ночью даже легче проскочить.

Неожиданно Альма разрыдалась.

— Если бы ты остался до утра, то, может быть, еще и передумал бы, — проговорила она сквозь рыдания. — Я же не прошу у тебя невозможного.

— Передумал бы? Передумал бы возвращаться в часть? А что я буду делать, когда вы уедете в Штаты? Ты подумала об этом?

— А может, я и не поехала бы, — все еще сквозь слезы проговорила Альма.

— Но ведь ты же должна ехать! Я так понимаю. — В голосе Прю ясно прозвучали нотки досады и нетерпения.