— Помнишь, тогда в Хиккеме?.. — сказал Вири. — Вы с ним надрызгались до чертиков и, мертвецки пьяные, разлеглись посреди дороги, а я чуть было вас не переехал?..
Уорден не ответил. Была еще одна вещь, о которой он теперь, не переставая, думал. Он знал, что должен повидать Лорен. И передать ей этот ключ на цепочке. Конечно, можно его снять с цепочки и послать ей в конверте.
— Эх, и нахлестались вы тогда, — продолжал вспоминать Вири.
— Да-а, — согласился Уорден.
Ехать к Лорен для него было просто пыткой. Но он знал, что поедет.
— Как ты думаешь, что ему вдруг взбрело в голову?..
Уорден ничего не ответил. В этот момент он думал, почему получается так, что беда никогда не приходит одна.
Глава пятьдесят вторая
В то утро Милт Уорден получил подтверждение о производстве его в офицеры и присвоении ему временного звания второго лейтенанта.
В той же пачке документов было и еще одно письмо — из штаба полка, — в котором командира седьмой роты ставили в известность о предстоящем увольнении сержанта Питера Карелсена.
Но о Пите Карелсене они узнали потом — сначала лейтенант Росс вскрыл пакет с документом о производстве Уордена.
Это было официальное письмо из военного министерства на имя командира седьмой роты — с таким количеством виз, что сразу и не пересчитаешь. Можно было смело предположить, что эта бумага пошла по инстанциям еще до событий в Пирл-Харборе. Когда лейтенант Росс — с напускным безразличием — бросил письмо на стол Уордена, последний почувствовал себя не в своей тарелке. Его первой, инстинктивной реакцией было тут же, пока никто еще не видел этой бумажки, разорвать ее и выбросить в корзину. Но он подумал о Карен Холмс и удержался. А кроме того, лейтенант Росс все равно уже вскрыл пакет и прочитал письмо.
В первые пять дней после начала войны командный пункт роты был развернут у залива Ханаума в фургоне торговца жареными кукурузными зернами, под сенью развесистых деревьев. Вскоре из Скофилда привезли палатки, но командный пункт по-прежнему размещался в фургоне — якобы для лучшей маскировки, а на самом деле потому, что там был хороший деревянный пол, к тому же еще несколько приподнятый над землей.
Помещение было и так не очень велико, а в то утро, когда из пункта сбора и отправки донесений в роту прибыла почта, там оказались сразу четыре человека: Уорден, Розенберри, Росс и Калпеппер. После Пирл-Харбора Калпеппер был назначен помощником командира роты и получил звание первого лейтенанта.
Подняв голову, Уорден увидел, что вся троица, глядя на него, понимающе ухмыляется. Что за дурацкая ухмылка!
— Надо еще оформить кое-какие бумаги, — весело скаля зубы, сказал лейтенант Росс, когда Уорден отдал ему письмо. — Припять присягу, и все такое. Но и общем можно считать, что вы офицер армии Соединенных Штатов, сержант. Примите мои поздравления.
— Интересно, что вы сейчас чувствуете, сержант? — тоже скалясь, спросил Калпеппер.
— А что я, черт возьми, должен чувствовать?
— Перемену в себе, — продолжал скалиться Калпеппер. — Вы же прошли через таинство посвящения. Как монахиня.
— А золотые крылышки у меня не отрастут? Вместе с прямоугольниками на погонах?
Они все, будто сговорившись, начали пожимать руку Уордену. Даже Розенберри. И недавно прибывший в полк второй лейтенант Криббидж, который только что вошел в фургончик, вернувшись с позиций у Макануу, тоже пожелал пожать Уордену руку.
— Когда же вы будете угощать нас сигарами? — полюбопытствовал Криббидж.
— Сержант Уорден и не подумает никого угощать сигарами, — ухмыльнулся Калпеппер, — по такому пустяковому поводу, как присвоение офицерского звания. Вы не знаете своих людей, Криббидж.
— А что, если, — настаивал Криббидж, — я хочу заработать на этом деле сигару?
— Вы, сержант, понимаете, конечно, — сказал с ухмылкой лейтенант Росс, — что речь идет о временном звании офицера. Так что не вздумайте возомнить о себе. Вы по-прежнему остаетесь у меня старшиной, пока вас не пошлют в Штаты для прохождения действительной службы… Боже мой! — вдруг воскликнул лейтенант. Он только что вскрыл другое письмо.
— В чем дело, Росс? — спросил Калпеппер.
— Полюбуйся ка, Калпеппер. — Росс протянул ему письмо.
Наблюдая за ними, Уорден подумал, как все это похоже на некий клуб, клуб золотой молодежи, где действуют свои, удобные для каждого законы, создающие обстановку теплоты и какой-то семейственности. Письмо пошло по кругу в порядке старшинства: от Росса к Калпепперу, затем к Криббиджу. На иерархической лестнице Уорден оказался четвертым. Последним был Розенберрн.