Отсюда лучше видно небо

Но ведь всегда получается так, словно заранее нежизнеспособные родительские мечты, – которые они не могли просто созерцать, оставив в блаженстве и запредельном покое, – эти мечты при грубом и принудительном овеществлении обнаруживали трагическое несовершенство, теневую сторону, брак, появлявшийся из-за кулис в последний момент.

Но в слепом исступлении, сжигаемые затаенным желанием и звериной похотью, одураченные родители Владислава Витальевича не видели даже настораживающего вздутия, неуловимо-призрачного намека на этот вездесущий порок, прятавшийся за одурманивающей пеленой их эгоистических интересов и легкомысленных радостей.

И с этой вещественной испорченностью, никак не согласующейся с их непорочными представлениями и единоличными мечтами о будущем, они так и не сумели примириться. В конце концов каждый человек – всего-навсего великовозрастный ребенок, ставший жертвой педагогического субъективизма и всеми учимый жить по пятибалльной шкале, выбравшийся из мира заниженных оценок и завышенных ожиданий.

Повсюду это несоответствие, какой-то проблематичный пробел, неисчерпаемая (с невозможностью ее заполнить) пустота внутри.

И сейчас задыхающийся, вслушивающийся Владислав Витальевич ощущал, что разговор с Виталием Юрьевичем вот-вот прервется и больше не возобновится никогда: и более не представится случая поинтересоваться у отца, была ли какая-то цель, с которой его произвели на свет?

Какого пути необходимо придерживаться, какие поступки Владиславу нужно совершать, чтобы, в конце концов, произошло его беспрепятственное посмертное слияние с отцом в равномерно разлитой пустоте: эта ослепительная встреча на высшем градусе осознанной бестелесности, на кульминационной стадии всемирного распада.

Но, к сожалению, не найдя слов, не спросил. Попрощались. Виталий Юрьевич первым положил трубку. А вот Владислав Витальевич еще долго сидел, как всегда в отсутствующей позе, слушая, как в бездыханной трубке – приставленной к его уху, – вновь и вновь прокатывается паровозными свистками аритмический гудок израненного отцовского сердца, опущенного на рычаги: шли минуты, часы, дни…

Интересно, как там Таня?

Коротко подумал он.

И провалился в сон.

Глава 7. Чистая доска

Где-то в середине августа началась та изнурительно-долгая неделя, которую Владислав углубленно изучил путем приобщения к зубной боли и экспоненциально нарастающему страху перед предстоящей, – назначенной на три после полудни, – стоматологической осадой столицы его рта. Это человеческое тело, кажется, только и создано ради двух отверстий, – рта и ануса, так что все остальное можно рассеять в воздухе без потери общего смысла, а то, что останется (рот и жопу), соединить, связать бантиком и присобачить, как магнитик, на холодильник.

Изо дня в день просыпался Владислав Витальевич рано утром: лицо его было, как кокнутое яйцо, а квартиры вокруг него присвоили своих владельцев, отказываясь признавать, что пройденный километр важнее длины ноги, высунутой из-под задравшегося одеяла.

Изнутри и снаружи окутывала Владислава привычная, многогранная дымка болезненной бесплотности, – спутанные намерения были заблокированы ощущением утренней бестелесности, окончательной утраты своей идентичности. Все это, действуя сообща и против Владислава Витальевича, создавало эффект всеобъемлющего, непреодолимого отсутствия, которое восполнялось мимолетными эпилептическими припадками безобразного стихотворчества. Так он существовал.

В сумме явлений наименьшей самостоятельностью обладал Владислав: ветер, дующий с форточки; сбоку свистяще-натужный шум водопроводных труб, шаркающие шаги, прохлада, объясняющаяся отсутствием в квартире теплоизолирующей материи, ледяной паркет под шныряющими в поисках тапочек босыми ногами, – но все это ощущалось как само собой присутствующее, существующее безотносительно к телу. От наплыва солнца стали сгущаться бесцветные контуры однокомнатной конуры, которая, как актриса, подводила брови, красила губы, румянила щеки, мечтала сделать свое лицо узнаваемым, нестареющим, вечным с помощью вещей.

Эти безликие свойства, приближающие долгожданную полноту жизни!