Отстоять Маньчжурию!

Куропаткин взглядом поискал японцев и жестом предложил задать вопрос. Эти два офицера, а в том, что перед ним именно офицеры, сомнений не было, держались осторожно и в стороне, словно в тени. Чуть поколебавшись, один из них встал и с очень сильным акцентом спросил:

— Нам стало известно, что вы лично просили генерала Оку не совершать сэппуку перед сдачей в плен. Почему?

— Я наблюдал за тем, как крепко сражались ваши солдаты под Цзиньчжоу. Не представляю, как они повели бы себя в плену. Время военное, я не гуманист, поэтому в случае бунта или прямого неповиновения отдал бы приказ применять оружие самым решительным образом. Только генерал сможет удержать среди них дисциплину и порядок в плену. А потому я считаю, что, пока он не сдаст императору вверенных ему солдат, совершать сэппуку преждевременно.

Японский «журналист» чуть помедлил, потом обозначил легкий поклон и сел на место.

Еще немного поболтали. А потом перешли в другую зону, где планировался банкет в честь славной победы. Удобное место, чтобы многое обсудить. Не так часто такие мероприятия случаются в этих краях.

Немного «поторговав лицом», генерал уединился. Он устал. Хотелось немного посидеть в тишине и подумать. Но и десяти минут не прошло, как к нему заглянули те два немца. И ему пришлось ругать почем зря французские корабли и оружие, ссылаясь на то, что только вежливость не позволила это сделать прилюдно. Нахваливать германские пушки и вообще инженерно-конструкторскую мысль, которую «без должного здравомыслия, практичности и основательности можно считать только за баловство». Их сменили французы, которым генерал пел о том, какие немцы негодяи и продали столько оружия японцам, а ведь на словах-то, на словах… И так далее, и тому подобное. Все заходили и всем он говорил чистую правду, вызывавшую самый теплый отклик. Это было несложно, ведь достаточно было говорить ее не всю…

Цирк шел около двух часов. И под финиш генерал уже откровенно боялся «запутаться в показаниях». Прекратилось все. Утихло. Он потянулся к теплой, ароматной кружке свежего чая. Но только лишь отхлебнул от нее, как зашел Дин Вейронг с довольно сложным выражением лица.

— Что-то случилось? — нахмурился генерал.

— Вы просили отпустить Юми… — начал он говорить. — Но она хочет вас видеть. Просит принять.

— Что? Зачем? Хотя, впрочем, какая разница? Вы ее досмотрели? Оружие есть?

— Сама сдала.

— И вы ей вот так просто поверили?

— Нет, конечно. Препроводили в комнату, где ее раздели догола и самым тщательным образом изучили тело и одежду.

— Это сделал ваш человек?

— Три доверенные женщины.

— Хм. Ясно. И что, правда, девочка все сдала?

— Сам удивлен.

— Хорошо, пропустите. Но будьте начеку. Мало ли?

Минуты две ожидания.

Тихо скрипнула дверь. Мягкие, осторожные шаги. Куропаткину жутко хотелось повернуться, все-таки она его чрезвычайно привлекала. Но удержался.

— Зачем ты пришла? Я сдержал слово. Ты свободна.

— Я виновна и должна понести наказание. Это было бы справедливо, — произнесла она и замолчала.

— И что ты хочешь от меня? — спросил Куропаткин, не выдержав и повернувшись. О чем сразу же пожалел. Юми давилась от слез и сделать хоть что-то плохое ей сейчас он просто не смог бы. Она была такой беззащитной.

— Я должна вернуться на Родину и принять смерть. Но… — произнесла она и осторожно взяла себя за живот, отчего волосы на затылке генерала встали дыбом. Мгновение. И Юми упала на колени перед Алексеем Николаевичем. — Этот малыш ни в чем не виноват. И я не могу… просто не в состоянии пожертвовать им.

— Это…

— Это твой ребенок.

— Если ты меня обманываешь, я тебя убью, — хрипло произнес обескураженный Куропаткин. Он был уверен в том, что девочка знала, что делала, когда предавалась с ним любовным утехам. Школа гейш — не шутка. Там многому учат.

— Знаю.

— Это точно мой ребенок? Я ведь немолод.

— Точно. Больше ни с кем близости я не имела уже много месяцев.

— О боже… — не выдержал генерал и, порывисто встав, поднял ее с пола и обнял. — Садись, — указал он на диван. — Садись, я тебе говорю! Чаю хочешь? Молока? Сока? Ладно. Черт! Черт! — задергался он, накручивая круги по комнате с взлохмаченной головой. Дин Вейронг осторожно заглянул и прикрыл за собой дверь.

А генерал лихорадочно соображал. Требовалось быстро и самым решительным образом выходить из сложившегося положения. Он любил эту женщину. Да, теперь можно было сказать определенно — любил. И должен был хотя бы попытаться позаботиться о так неожиданно «случившемся» ребенке. Легализовать. Дать путевку в жизнь. Постараться прикрыть от преследования японцев… ну хоть как-то…

Спустя час Алексей Николаевич под руку с Юми вышел к участникам банкета. Они продолжали гудеть, общаться, выпивать и так далее и тому подобное. Японцы, кстати, тоже не удалились, активно пользуясь и случаем, и подходящей площадкой для разнообразных консультаций. Очень непростые ребята, как про себя отметил генерал.

— Господа, прошу минуту внимания, — громко произнес Куропаткин.