Отступление

      Нескромно, но справедливо полагать, что эти-то записи станут предметом пристального изучения. Может быть даже помогут в борьбе. Прекрасно зная о злой иронии войны Геверциони, не раз лицом к лицу сталкивавшийся со смертью, не надеялся на вечность. Ну а рукописи вдруг да уцелеют. А это значило, что нельзя упустить единой мелочи. Ведь незаметная, смешная с виду деталь может оказаться ключевой в понимании важной проблемы. Свеж в памяти классический пример: ещё в ту войну агенты 'Красной капеллы' сумели на основе заказа подконтрольной компании 'Симекс' высчитать численность наступающих на Сталинград войск. По объемам каких-то несчастных сухофруктов! Легенда это или вымысел, только таких случаев немало. И говорят они о главном, подобно герою Василия Ливанова: 'Мелочи... Но нет ничего важнее мелочей'!

      Понимая груз ответственности, генерал, скрепя сердце, кропотливо вплетал прожитые секунду за секундой в ткань отчета. Думать о том, что никому может не понадобиться труд, запретил. Война не проиграна, пока жив хотя один боец, а значит нельзя опускать руки...

      Сидящим за столом его в конечном итоге и застал Ильин. На тихий лязг распахнувшихся створок генерал не обратил внимания, хотя распознал гостя ещё снаружи. Только бровью непроизвольно повел - и вновь окунулся в бумагомарательство. Но ударивший следом порыв студеного ветра рванул бумаги. Листы дрогнули, вздулись словно наполненные паруса. Едва удалось удержать на старте.

      - Разрешите войти, товарищ генерал? - любезно осведомился Иван Федорович.

      - Иван Федорович! Тебя дверь закрывать не учили? - отложив в сторону карандаш, поинтересовался Геверциони. Вполне миролюбиво, впрочем.

      Ильин тем временем уже захлопнул створки - и озорной порыв иссяк. Оставив после щедрую россыпь снежной бахромы.

      - Ну вот, - скорбно заметил Георгий, окидывая помещение взглядом. - Теперь ещё и генеральную уборку устраивать... Сведете, товарищи офицеры, командующего в гроб! Я и швец, и жнец, и на дуде игрец вам здесь что ли?

      - Не горячись, - спокойно парировал Ильин. Отряхнув у порога белый покров с головы и плеч, сосредоточенно обстучав сапоги, полковник пересек 'предбанник'. Новая форма уже чуть обносилась, прилегла по фигуре. Местами на пятнистом снежном камуфляже видны следы то ли краски, то ли чада, то ли просто грязи. От снега куртка покрылась словно тонкой ледяной вуалью. А сейчас - в тепле - все стаяло и заблестело, скатываясь вниз.

      Придирчиво оценивая обмундирование, Геверциони поинтересовался:

      - Ну как, Иван Федорович, тепло? Годится обнова?

      - Нормально, - заметил полковник после секундного раздумья. - Сейчас градусов за тридцать, тепло держит. Если будем двигаться - не околеем. Вот как быть с ночёвкой... Тут сложно. Долго не протянем, если после первого перехода половина сляжет с пневмонией...

       - Не ночёвками, а днёвками, если быть точным... - заметил Геверциони. - Ну а остальное постараемся раздобыть на ближайшем складе. Тем более, какие-никакие, а 'иглу'[27] быть должны у нас, нет?

      - Есть. Только потесниться придется.

      - Ясно... В общем, понял замечание, Иван Федорович. Учту. Ещё проблемы? Если нет - прошу помочь советом.

      Усадив в соседнее кресло, генерал вложил Ильину в руки черновик.

      - Вот. Не хочу выступать с сырой речью. В конце концов - повод знаковый, а не из серии плановых. Нужно чтобы проняло, до сердца достучалось. Увы мне: задача чересчур сложная...

      Геверциони прекрасно знал, что делает. Ильин - человек ответственный, серьезный. Поможет без вопросов раз нужно для дела. И, конечно, не ошибся. Полковник понимающе кивнул, в уголках мудрых, усталых глаз легкой тенью легли морщинки.

      - Догадываюсь, что не выходит цветок каменный... Потому и пришел. Для таких целей у любого генерала есть целый штат - секретари, адъютанты, политработники. Одному такую кучу дел провернуть сложно, а уж сходу... В общем, что зря мусолить? К делу!

      Небрежным точным движением подхватив со стола карандаш, Ильин с ходу встроился в работу. И сразу преобразился. Даже то, как полковник поудобней устраивается в кресле, дыхнуло степенной тишиной министерских кабинетов. И на миг Геверциони почудилось, будто они не в тесном, угловатом шлюпе - немилосердно вымораживаемом гремящей бурей. Канули в сумрак полированные металлические перегородки, приборные доски, уступив место потемневшей броне паркета и мозаики на стенах. В студеном, звенящем чистотой воздухе дрогнуло невероятное дыхание пыльных фолиантов: сладковато-горький, ни с чем не сравнимый запах. Даже складной стол обернулся в подобие массивного алтаря-предка с непременным зеленым сукном и отполированной локтями столешницы...

      Наваждение нахлынуло - и тут же прочь. Взгляд заострился, приобрел внезапную глубину. Будто бы охваченное внезапным порывом вдохновения, лицо помолодело, расцветилось внутренним светом.