Отступник

На самой вершине холма Ард Маха[4], древние склоны которого еще помнили поступь богини войны, в напряженном ожидании застыла группа мужчин. Тесным полукругом они обступили врата собора, настороженно вглядываясь в туман, окутавший гребень. Первые золотистые лучи солнца уже начали разгонять его, высвечивая смутные контуры надгробий, под которыми на кладбище покоились святые, но город Арма, раскинувшийся у подножия холма, еще кутался в плотное белое покрывало.

С одного из тисовых деревьев, оберегавших подступы к собору, сорвался ворон, и хлопанье его крыльев нарушило пронзительную тишину. Глаза всех присутствующих обратились к зловещей птице, и тут из тумана выступила фигура. Это был человек, одетый в глухую черную накидку с капюшоном, слишком свободную для его худощавого тела. Он беззвучно шагал к ним, и мужчины крепче стиснули рукояти своих мечей. Кое-кто из тех, кто был помоложе, нервно переступил с ноги на ногу. И тогда, раздвинув их ряды, вперед выступил широкоплечий гигант с широкой грудью и жестким, испещренным шрамами, грубо вытесанным лицом. Найалл мак Эдан всматривался в золотистый туман за спиной приближающейся к ним фигуры. Спустя мгновение в рассветном полумраке прорисовался громоздкий силуэт, тяжело двигающийся по следам человека в черной накидке. Это была повозка, запряженная мулом, которого вели под уздцы еще двое мужчин в черном. Найалл настороженно прищурился, но более ничего не увидел. Как ему и было велено, Малахия[5] пришел один.

Мужчины с повозкой остановились на краю кладбища, предоставив Малахии в одиночку подниматься по склону; полы черной накидки хлопали его по босым ногам. На голове у него была выбрита аккуратная тонзура, и обнаженная кожа на макушке уже почернела под лучами беспощадного июльского солнца. Лицо его было худым и морщинистым, кожа туго обтягивала выступающие скулы, западая вокруг темных провалов глаз. Найалл почувствовал, как напряглись обступившие его спутники; кое-кто не выдержал и попятился. В прошлом месяце Малахия уже побывал здесь. Тогда он привел с собой целую армию, и древние склоны оросились кровью. Но Найалл понимал, что отнюдь не воспоминания о сражении вселили неуверенность в его людей. Они были бы куда спокойнее, если бы им противостояли топоры и копья, а не этот одинокий и худой как щепка человек, мозолистые ступни которого загрубели после многих лет хождения по стране, где он нес слово Божие. О нем слышали и знали все.