В одиноком мире Алиота тела не разлагались. Они плесневели. Крохотные грибы сжирали их.
Во время войн Древних королевств, до религии Зверя, Оно процветало. Вездесущее, невидимое, плесень проникала в организмы вооруженные мечами. И сталкивала их лбами. Поля прошедших битв — сытость, довольствие, инкубаторы.
В какой-то момент Алиот понял, что если не вмешается, жадность Плесени оставит его наедине с корневищами хрена, — единственным растением, которое Плесень боялась.
Посоветовавшись с древними опытными светилами, Алиот нашел выход. За несколько сот нерестов он перестроил свой организм так, чтобы в его сиянии начало биться особое тепло, которое угнетало Плесень. Поля, покрытые лишаями бледных нитей, барашками гнилостной зелени, вспухающими ульями спор, — были очищены. Разумность Плесени стремительно падала.
Жалкие культуры ее попрятались в сырых углах.
А то, что осталось от некогда всепланетного разума, укрылось под защитой купола Первенцев, заплатив хозяевам Торкена постоянной возможностью наблюдать за людьми через споры. Все такие же вездесущие.
Так появилось Великое Оно.
Реверанс остановился, приглушенно сопя под маской. Над ним довлела коническая морда гигантской гуманоидной рептилии. Она сидела, скрестив ноги, собрав горбом острые позвонки хребта. Закованная в уродливые цепи, стянутая обручами, вплавленными в пол. Когда-то давно она ходила по миру, свободная и богоподобная, поздние расы — насекомые — зарывались под землю, чтобы не оскорблять ее взгляда. Континент принадлежал таким, как она.
Принадлежал.
Великое Оно медленно снедало ее. Рептилия неподвижно таяла под толстой шкурой бледно-зеленых нитей. Словно пуховые острова, взбирались по ней наслоения Плесени. Грузными цветами набухали споровые камеры. С невидимого подбородка висла узловатая борода голубоватой сросшейся поросли.
Рептилия постоянно регенерировала. Великое Оно постоянно питалось. Плесень паразитировала не только в теле, но и в разуме божественного существа. Когда-то между ними шел нешуточный бой сознаний.
— Ранняя раса здесь, Великое Оно! — грянул коллективный голос Первенцев.
Реверанс вздрогнул и поглядел вверх. Рептилия, не открывая глаз, подняла морду.
— Мы требуем исполнения обязательств, — продолжали Первенцы. — Глядящее и слышащее. Понимающее безмерно. Когда ты слушаешь мир, мы — молчим. Когда говорим — ты слушаешь. И мы говорим, потому, что пришло время нам говорить, а миру — молчать, потому что нельзя нам не говорить…
— Да… Да-да-да. Заткнитесь. Каждый раз вы приходите ко мне с этим. Неужели нельзя просто повесить тут колокольчик?
Голос Великого Оно рискованно было бы описывать с точки зрения человеческих привычек. Понятия тона, тембра и высоты относились к нему точно так же, как тугоплавкость и прочность относятся к воде. Если при разговоре с Великим Оно встать на одну ногу, склониться чуток влево и забросить правую руку за голову, выставив вперед указательный и средний палец, можно заметить, что жираф в четверг завтракает ножницами. Великое Оно говорило за счет законов, которые жителям Одинокого мира еще только предстояло узнать. Поэтому главным правилом в общении с Плесенью было: не слишком задумываться над тем, как тебе удается понимать колонию крохотных грибов.
— Что на этот раз? — рептилия обнажила янтарные пузыри глаз.
— Пыл людей нужно направить на прополку последних корней язычества. Мы просим лишь помочь завершению нашего грандиозного плана.
— Как я устало от этих одинаковых желаний. От вашей беспомощности.
Рептилия загремела цепями.
— Великое Оно, не забывайся, — заволновались Первенцы.
— А вы не тормошите меня понапрасну. Я сделаю все. Ах, мне противно повторять одно и тоже. Наберитесь терпения, боязливые туши. Просто скажите мне, кого именно я должно обратить.
— Несомненно, Великое Оно, но у нас есть еще одно дело, которое требует рассмотрения.
Реверанса швырнуло вперед, вплотную к ногам рептилии. Та скосила на него правый глаз.
— Что это? — спросило Великое Оно подавшись вперед.
— Предатель.
— И кого же он предал?
— Самого себя. Потому что нам навредить не мог и не сможет.
Пока Первенцы рассказывали Великому Оно о преступлении Реверанса, рептилия неотрывно следила за ним. Смотритель видел свое расплывающееся отражение в острых переходах янтарного оттенка. И ему чудилось, — он не хотел и не собирался верить, — понимание. Реверанс, чувствуя нарастающее волнение, почти ужас, понял, что Великое Оно поощрило его. До этого, ожесточенный убийством своего маленького человечества, лишенный последнего утешения, он просто дал волю истерике, не чувствуя за собой ничего кроме мстительности.
Рептилия кивнула.
— Ты… — прошептал Реверанс.
— Это болезнь, — сказало Великое Оно. — Ты болен, Реверанс. Разве это предательство? Нет. Твой иммунитет просто не смог сопротивляться инородной правде. Какая неожиданная слабость для первенца… Сочувствие. Вы определенно паршивите. Разжирели, забросили свой город, да еще и начинаете сочувствовать конкурентам. Долго вам не протянуть.
— Довольно! Мы можем в любой момент поменять плотность купола!