Отступники

— Быть может, и нет, — качнуло головой Великое Оно. — Пожалуй, я верю в это. Есть некоторые вещи, которые вы не видите в своих Доминатах. Например, весь окружающий мир. В ваших фантазиях нет воинств Соленых варваров и порядком одряхлевшего Авторитета. Так можно жить. Жить, раз за разом побеждая призрак Реверанса, не рискуя собой. Жить до того момента, пока вас не проткнут мечами в реальности. И в реальности вы возродиться не сможете.

Ранние надолго замолчали.

— Ты понимаешь, — спросили они, — что если выйдешь за рамки дозволенного, светозверь оскорбиться? Возможно, нападет на нас.

— Он не сможет, — возразило Великое Оно. — Поймите, наконец, вы сидите на таком мощном источнике маггии, который может заставить светозверя…

Раскаиваться!

— …стать более чутким к вашим проблемам. Эта безразличная тварь висит там, взирая на мир как на обеденный стол, не желая знать, что ее дети могут страдать. Что у них есть собственная точка зрения на происходящее и своя правда. Взгляните на меня. Я было изгнано просто потому, что у Отца не было желания понять меня. Так же как у него не будет желания понять вас. Так стоит ли вам беречь его покой? Отдайте мне канал, и я клянусь, что Реверанс будет повержен, а Светозверь не тронет вас.

После этих слов Ранние замолчали почти на целый день.

Когда решение было принято, голодные и продрогшие до костей зункулы поковыляли домой. Они брели по осколкам стеклянной дороги, разбитой корнями разросшихся древ и молодым подлеском. Купол скрежетал над ними, непривычные сквозняки пробирали до костей. Памятникам покланялся мох, они скрывались в лианах. За зункулами следовала живность. Были тут и хищники, но они не смели напасть на великих братьев, которых видели раз в поколение.

Врата Доминат открывались, на мгновенье разрезая мрак полосками света. Через минуту тьма снова смыкалась, словно вода.

Животные еще долго сидели перед дворцами, пытаясь вспомнить свое славное прошлое. На это у них уже не хватало разума, но капелька крови, та, что осталась от Первых, тревожила.

Потом и они разошлись.

* * *

Певенцы не ослабели и не разучились колдовать. Их жизням, — как было всегда — ничего не угрожала. Они могли за полчаса восстановить Торкен и вернуть ему неповторимое благолепие. Перворожденные лишь позабыли о нем, как о чем-то второстепенном, неотъемлемом и потускневшем. Так же как они позабыли, а точнее извратили, свою святую обязанность: созидать.

Теперь они не заслуживали жертвы размером с континент. Так считал Реверанс. Читатель однако может рассудить иначе, сказав, что Авторетет и есть венец творения Ранних, достойный уважения. Великий дар Поздней расе, которая страдала в хаотичной эпохе Королевств, эпохе беззакония, культа силы и ярости. Это тоже правда.

* * *

Господин Премус Болтус был потомственным сыроваром. Все его предки без исключения занимались сыроварением, — фамильное древо Болтусов было желтым и пористым.

Это являлось чем-то вроде родового проклятия.

Те еретики, которые осмеливались бросить, предначертанные еще первым пещерным Болтусам, тазики с киснущим козьим молоком, непременно проигрывали судьбе. Так, например, прапрадед Премуса хотел быть жокеем, но почти сразу же упал с ло-ша-ди и сломал ногу, хотя на своей ферме мог проскакать лигу с закрытыми глазами. После этого он пробовался в ветеринары, грузчики, трубочисты, мойщики окон, сапожники и даже пытался удержаться на должности испытателя алхимических новинок. Но сырное проклятье ломало ему кости одну за другой. Когда стало очевидно, что следующей может хрустнуть шея, прапрадед Премуса понуро просунул голову обратно в хомут сыроварения.

Отец Премуса тоже пытался разорвать сырные чары и устроился в подмастерья к кузнецу. Но ему хватило одного единственного предупреждения. В первую же неделю корова мастера околела от того, что ее вымя превратилась в дозатор сырного соуса.

Раньше такого еще не бывало.

Эволюция Болтусов дошла до того, что молоко вокруг них начало киснуть и сворачиваться быстрее, чем успевало в первый раз брызнуть в ведро.

— «Запомни, сынок», — говорил Отец маленькому Премусу. — Мы не можем противиться сыру. Я пытался, и посмотри, к чему это привело. Ты никогда теперь не сможешь завести себе комнатную коровку, Преми… Прости меня. Прости».