– Нет?.. Тогда выношу тебе устное предупреждение, – вновь засмеялся Константин Львович.
– Ещё раз привет. Послушай, Серёж, помнишь, в прошлом году, когда я был в гостях на юбилее твоего отца, а потом мы ещё в Сандунах на следующий день парились?.. – поинтересовался он.
– Ага, вспомнил. Молодец!.. Тогда скажи мне, пожалуйста, ты хорошо знаешь ту историю о спецгруппе немецких диверсантов, которую тогда твой отец рассказывал? Ну, про то, как он попал в состав группы следователей, которая выискивала этих диверсантов по просторам нашей необъятной Родины?
– Да… вот и отлично, – обрадовался Константин Львович полученному ответу.
– Тут, понимаешь, какое дело… мне кажется, что я нашел одного из той группы…
– Да… представь себе, у нас в областном центре живёт дедуля-«божий одуванчик» и вдруг спустя столько лет начинает «мочить» народ направо и налево. При этом всё согласно канонам диверсионного искусства… – усмехнулся в трубку Ермолаев и продолжил.
– Короче, Серёж, мне крайне необходимо, чтобы твоё ведомство дало мне возможность ознакомиться с материалами того самого расследования.
– Да, знаю, что с них до сих пор не сняли грифа секретности… но ты меня тоже пойми, я ведь не ради любопытства – для общего дела. К тому же тут у меня маячит перспектива стать замом прокурора области. А если я это дело раскручу, то все козыри будут у меня на руках. Ну, ты же понимаешь…
– Да?.. Отлично! Сёрега, я в долгу не останусь!
– Да, я все понял… Нет, не обязательно… Доступ оформляй только на одного меня – это важно, – от возбуждения лицо Ермолаева раскраснелось, теперь в глазах следователя горел охотничий блеск.
– Ну всё, дружище, пока! Жду от тебя звоночка.
Завершив телефонный разговор, Константин Львович и с азартом потер ладони.
– Ну, Киряк!.. Ну, Олеся Сергеевна!.. Опять мне подкинула знатное дельце… – с мечтательной улыбкой на губах прошептал Ермолаев и закурил сигарету.
Глава 30
Киряк стояла напротив квартиры № 72 и упорно давила на кнопку дверного звонка. Однако на этот раз никто не спешил открывать ей дверь.
Прошла, наверное, пара минут, прежде чем за дверью послышались шаркающие шаги и приглушённый стук костыля.
– Кто там?
– Это я – Киряк Олеся Сергеевна, уголовный розыск. Я с вашим участковым приходила чуть более недели назад. Опрашивала возможных свидетелей убийства Никитина. Мы еще чай с вами на кухне пили… – добавила она, опасаясь, что та могла её уже и позабыть.
Щелкнул дверной замок, и дверь отворилась. На пороге квартиры стояла уже знакомая ей Хельга Генриховна Петерсон. Правда, в отличие от прошлого раза, сейчас старуха выглядела просто ужасно. На ней в буквальном смысле этого слова не было лица. Она сразу же расположилась в дверном проёме так, словно заранее преграждала оперативнице путь в квартиру.
Взгляд её ничего не выражал – он был пустой и отстранённый. Прежде яркие сине-голубые глаза больше не светились внутренним огнем, теперь они выглядели потухшими и безжизненными.
Петерсон была очень бледна, что особо подчеркивали темнеющие вокруг глаз круги. Было очень заметно, что она с большим трудом стоит на ногах, поскольку, чуть наклонившись вперёд, обеими руками опиралась на костыль.
– Что вы хотели? – задала старуха тихим голосом вопрос. – Я же ещё в прошлый раз сказала, что мне больше нечего добавить… Извините, я себя очень плохо чувствую. У нас в семье случилось большое горе. Позавчера в больнице умер Артём Егоров – жених моей беременной внучки. Сегодня были его похороны, но я настолько слаба, что даже не смогла на них пойти. Но это не самое главное… намного важнее то, что об этом ещё не знает Елена… Я так и не решилась сообщить ей эту трагическую новость: она ведь до сих пор находится в больнице на сохранении. У неё от всех этих переживаний возникла угроза прерывания беременности…
Произнеся это, Петерсон прикрыла ладонью глаза и беззвучно зарыдала. Немного успокоившись, она продолжила.
– А в субботу я была на похоронах отца Артёма, моего старого институтского знакомого – профессора Разина Дмитрия Ивановича. Он разбился насмерть на автомобиле. Какая трагичная смерть!.. Прямо как у моей дочери Астрид, она ведь тоже в автокатастрофе погибла. Я, если честно, уже думала, что у меня сердечный приступ приключится. Как же так могло столько горя за раз навалиться на нашу семью?.. Ох, я не знаю, как мне всё это выдержать… Так что извините, но мне нечего вам сказать.
Старуха горестно вздохнула и уже собиралась закрыть дверь, но фраза, произнесенная Олесей Сергеевной, по всей видимости, заставила её передумать.
– Извините, но я по другому вопросу. Скажите, как давно и насколько хорошо вы знаете Рудольфа Яковлевича Ланге?
Петерсон на миг замерла, после чего с недоумением взглянула на капитана милиции.
– Что вы имеете в виду? – уточнила она.
– Я хочу узнать, в каком точно году и при каких именно обстоятельствах вы с ним познакомились?