Отступники Эскулапа

– Спасибо, Хельга Генриховна, за пояснения, а теперь ответьте, пожалуйста, на мои два главных вопроса. Как давно вы знаете Рудольфа Ланге? И при каких именно жизненных обстоятельствах вы с ним познакомились?

– А что тут, собственно, рассказывать? Познакомилась я с ним во время войны в сентябре 1941 года. Я в то время работала на кирпичном заводике недалеко от посёлка Комаричи, тогда ещё Орловской области. У нас там целая артель была, состоящая в основном из прибалтийских немцев. Так вот, однажды появился бежавший из оккупированного Смоленска, молодой человек по имени Рудольф Ланге. У меня как раз перед этим приключился на работе несчастный случай: я упала и сломала ногу. Это, конечно же, было ужасно, но намного ужаснее для меня было то, что к тому моменту я уже находилась на третьем месяце беременности, а моего жениха месяц назад забрали на фронт, и он погиб в первом же бою. И представляете, Рудольф Яковлевич, увидев меня, сразу же влюбился без памяти. Его даже не смущал факт моей беременности. А за день до того, как немцы вошли в нашу деревню, ему каким-то чудом удалось посадить меня на проходящий мимо станции Комаричи поезд. В итоге я оказалась глубоко в тылу. Моя дочь, Астрид, родилась уже там, под Оренбургом. А что касается самого Ланге, то он остался на оккупированной территории и ушёл воевать в партизанский отряд. Затем, уже в конце сорок четвертого, он попал в действующую армию, где дошёл до самого Берлина. После окончания войны я окончила медицинский институт и в 1952 году вернулась обратно в Орловскую область, где вначале работала терапевтом в городской поликлинике. А чуть позднее меня пригласили ассистентом на кафедру нормальной физиологии. Уже работая на кафедре в институте, я вновь повстречалась с Ланге… Да, кстати, и он вновь предпринял попытки ухаживать за мной. Правда, я всё равно всегда держала его на расстоянии. Такой уж я человек – однолюб. Вот, Олеся Сергеевна, собственно, и всё. Или вы хотели бы узнать у меня что-то ещё?

– Если позволите, Хельга Генриховна, то я задам вам один щекотливый вопрос. Почему с самого начала знакомства Елены и Артёма вы были так категорично настроены против их встреч? Ведь вы уже тогда точно знали, что Егоров родной внук Ланге? Если честно, то это как-то не укладывается у меня в голове, особенно после вашего рассказа о давнишней дружбе с Рудольфом Яковлевичем, – Киряк пристально посмотрела в глаза Петерсон.

Ничуть не смутившись взгляда оперативницы, старуха ответила довольно резко.

– А вот это уже очень личное, Олеся Сергеевн, и я предпочту об этом умолчать. Это тайна, которая касается лишь меня и Рудика, и никого более…

Поняв, что разговор на этом завершён и больше откровенничать с ней уже никто не будет, Киряк поблагодарила за чай и собиралась уже встать из-за стола, как внезапно старуха сама обратилась с вопросом.

– Скажите, Олеся Сергеевна, а почему именно сегодня вы пришли ко мне с этим вопросом? Что-то не так с Рудиком? Он что-то натворил, раз уж им заинтересовался уголовный розыск?

Не желая раскрывать своего истинного интереса, Олеся Сергеевна решила воспользоваться старым приёмом, попробовав отшутиться.

– Что вы, Хельга Генриховна, конечно же, нет. Если не считать того, что он лечит вас тайно, – слегка улыбнувшись, ответила она.

Желая избежать дальнейших расспросов, Киряк решительно встала из-за стола и направилась к входной двери. Хельга Генриховна последовала за ней, громко стуча костылем по полу. Услышав этот специфический звук за спиной, сыщица не сдержала профессионального любопытства и, извинившись, попросила разрешения взглянуть на старинный костыль.

– Хельга Генриховна, а позвольте мне полюбопытствовать и взглянуть на эту антикварную редкость, – указала она рукой на элегантный костыль старухи.

С того места, где сейчас стояла Олеся Сергеевна, было отчётливо видно, что на боковой серебристой поверхности костыльной ручки имеется монограмма, состоящая из трёх латинских букв: «WVS».

Лицо старухи вмиг посерьёзнело, и она очень категорично заявила.

– Ни в коем случае… Я – человек, который придерживается в жизни определенных правил и традиций. И одно из них ясно гласит, что мои личные вещи не может трогать никто на свете без моего на то желания. А я, извините, этого совершенно не желаю.

– Что ж, простите за навязчивость… До свидания, – попрощалась Киряк и поспешно вышла за дверь.

– Прощайте, – холодно ответила Петерсон и захлопнула дверь.

Однако никуда от неё так и не отошла, а приоткрыв шторку дверного глазка, проследила за тем, чтоб сотрудница милиции села в лифт и уехала. После чего, подойдя к телефону, она сняла трубку и быстро набрала какой-то номер.

– Слушаю, – раздался на другом конце провода знакомый ей приглушённый старческий голос.

– Рудольф, это я. Прими ещё раз мои соболезнования, но нам необходимо срочно встретиться.

Глава 31