Отступники (СИ)

Кто бы ни был этот незнакомец, слова его имели смысл. Действительно, Гигана была воплощением стагнации. Ничего не происходило в ней значительнее вечерней газеты. Любой хаос был фикцией, любые потрясения — бесполезны. Ничто не могло поколебать такую толпу, где любого человека можно было незаметно убрать из общего мельтешения. Образование Гиганы было примитивным и сугубо прикладным. Гуманитарных наук почти не существовало. А что может взволновать человека не имеющего воображения? Только отсутствие насущного: хлеба и зрелищ. Зрелища были, да и хлеба было в достатке. Ровно столько, чтобы снабжать им бесперебойно.

Казалось, что некая сила намерено сдерживала развитие Авторитета.

А, впрочем, только ли казалось?

* * *

— Эй, эй, Вохрас!

— …

— Каша говорит, чтобы ты дал ему пощечину.

Шлеп.

— Мрэ!

— Дай еще одну.

Шлеп.

— Мрэ! Хва…

— Терапия действует!

Шлеп, шлеп, шлеп.

— Ай! Хватит!

— Нужно помочиться на него. Говорят, это помогает поднять человека в девяти случаях из десяти.

Я вскричал и отполз к стене. Уперся лбом в холодное и гладкое. Приподнялся на дрожащих руках и разлепил веки. На меня глянул Вохрас, какой-то белесый и разреженный, словно смотрел через ледяную пластину. Я отпрянул и уселся на пол, ощущая как кости перетирают зад. Силуэт Вохраса стал вовсе смутным, а лицо почти неразличимым. Царапая пальцами пол, я глядел на собственное отражение в подслеповатом зеркале.

Тут меня схватили сзади за отстающие складки на хребте. Рем перевернул меня как котенка и подпер мой нос кулаком. Глаза его горели бешенством.

— Куда ты дел Престона, гусь сушеный?! Отвечай! Если с ним…

— Рем, — устало сказал я, положив руку ему на плечо. — Это я.

Он перехватил мою кисть и завернул как сырое полотенце.

— Клянусь Первым, Ред, это я, Престон! Кре… А-а-а-а! Желтоухий, я тебя взгрею так, что клеймо свое разглядишь!

— Откуда мне знать, что ты не Вохрас? — сомнение разозлило Рема еще больше.

— Первый, да просто вспомни куда я пополз в первую очередь, после того как очнулся! — выпалил я остервенело.

— К зеркалу… — проговорил Рем. — А ведь точно. Как новорожденная черепашка на запах соли. Престон, gahana terek, так это ты?

— Руку отпусти, желтоухий! — взмолился я сквозь стон.

— Ага. Но как…

— Почем я знаю, — прошипел я, выпрямляя скрюченное запястье. — Хрустит как хворост. Какая-то клятая маггия. Ему нужно было мое тело. Вохрасу. Чтобы выбраться. Иначе его бы сцапали Мудрейшие.

— Так отсюда есть выход?

— Уже нет. Был одноразовый механизм для выброса наружу. Да и то, поди разбери где он.

Рем уселся на булки и принялся чем-то ворочать под серой копной. Глаза его ходили по кругу. Он достал трубку, набил ее рваными свитками и закурил. Я глядел на него, находясь в состоянии почти кататоническом. Чувство обреченности наползало медленно, растягивая один крепкий вопль в длинный, тонюсенький стон.

Рем кивнул чему-то своему и уверенно заявил:

— Престон, у нас проблема.

Удивительно, но это мгновенно вывело меня из ступора.

— У нас проблема?! — заорал я, буквально не своим голосом, неловко вскакивая. Сделал несколько шагов и упал, чуть не разбив локти и две правые коленки. — У нас есть какая-то проблема?!

— Да, кости Первого, — сказал Рем, мрачно заталкивая в рот шарик плесени. — Получается, что Вохрас поменялся с нами местами. Мы заперты в башне!

— Погоди, — я схватился за опрокинутый стул как за спасательный круг и приподнялся, опираясь на сухие дубовые ножки. — Давай не будем паниковать… То, что мы здесь застряли, это кошкино вымя, пустяки, по сравнению с тем, что у меня, двести тысяч раз змей подери, две правые ноги!

— Мы застряли здесь, хрен знает на сколько, а ты все за свою рожу хлопочешь!

— А что я буду без нее делать?! Это же все, что у меня было, кроме вольной жизни!

— У тебя было еще пиво и бабы, без которых мы здесь засохнем, как два слизня на стене! Перед кем бы ты здесь красовался, олух?! Может меня бы невзначай соблазнил?!

— Может и тебя!

— Тихо! Каша засыпает.

Я посмотрел на Олечуча. Он нежно баюкал на согнутых руках маленькую тряпичную куколку с длинными соломенными косами.

— Ой-ой-ой, — прошептал я, выпучив глаза. — Извини. Клянусь, мы с Ремом не хотели мешать.

— Каше, — подсказал Олечуч ревниво.

— Да, — я улыбнулся. — Каше. Рем, давай выйдем и поговорим в другом месте.

Оставив Олечуча наедине с его шизофренией, мы прошли дальше по коридору, в разгромленный алхимический зал. Я еле тащился, меня постоянно сносило вправо, суставы болели, невероятно зудело в заду и вообще я чувствовал себя старой развалиной. И, что самое печальное, это было совершенно нормально. Я был старым пердуном. Я чувствовал стоны и жалобы своего тела. Оно давно готовилось к смерти, но равнодушные силы маггии не дали крови остыть, а сердцу завалиться на бок. В нем постоянно что-то перестраивалось таким образом, чтобы продлить жизнь еще на один вдох. А потом еще на один. И еще… Внутренности прогуливались по утробе, как горожане по бульвару.

Это было ужасно.

В лаборатории, на осколке змеевика, сидел Цыпленок и ловил клювиком выплывающие из трубки пузырьки.